Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Ростом высок и статен, облик – как с картины, голос светел и чист: разве не красавец-юноша? И хотя Ли Юсин в душе пришел в восторг от увиденного, все же не мог отделаться от беспокойства, а не скопец ли жених? Он хотел, было, продолжить расспросы, но не осмелился, колеблясь. Ким Чхон, почувствовав на себе беспокойный взгляд, велел Ангуку спустить штаны. Тот не был скопцом. А у Ли Юсина наоборот, после того, как он узнал, что Ангук – не сын от наложницы и не больной калека, сомнений прибавилось. Он спросил:

– Достопочтенный господин – аристократ из Сеула, зачем ему просить о заключении брака своего выдающегося сына с девушкой из Андона, который расположен за тысячу верст от столицы? Не могу понять, какой в этом смысл?

Тогда Ким Чхон подумал, что если все время скрывать правду, трудно добиться успеха в задуманном, и выложил все обстоятельства дела, сказав, что Ангука выгнали из дома за то, что он не смог обучиться грамоте.

Тогда Ли Юсин подумал:

«Если дочь губернатора Андона выйдет замуж за сына потомственного начальника столичного приказа, это большая удача. Разве еще можно желать, чтобы жених был также искусен и в письменах? И хоть того выгнали из дома, я подберу брошенное. Если как следует его научить, разве все не получится, как надо?»

Так, в конце концов, Ли Юсин дал разрешение на брак. Ким Чхон тоже понимал, что семья Ли Юсина более чем зажиточная, и что у него будет на одного человека меньше забот, к тому же у нее хорошая родословная аристократического рода. Это было намного больше того, чего желал Ким Чхон, он остался доволен. Поэтому сразу выбрали счастливый день и совершили церемонию бракосочетания.

Прошло совсем немного времени, и Ким Чхона сняли с должности, после чего он вернулся в Сеул.

Ким Чхон встретился со старшим двоюродным братом Ким Суком и рассказал, как женил Ангука. Ким Сук сказал, что это как раз то, чего он хотел, и, радуясь, сказал:

– Очень хорошо, очень хорошо.

Ангук же уединился во флигеле дома супруги и на протяжении трех месяцев ни разу не выходил за ворота. Жена тихонечко спросила его:

– Уже прошло много дней, а вы только и делаете, что сидите дома, спрятавшись в углу комнаты. Вам так не тяжело? И еще, если вы хотите сделать имя и прославиться, исполнив тем самым почетный долг по отношению к родителям, нет лучшего способа, чем заняться литературой. Уже три месяца вы сидите в углу комнаты и не прочли ни одной строчки, ни разу не вышли за ворота дома. Что происходит?

Ангук нахмурил лоб и ответил:

– С детства, как только я начал говорить, отец задумал научить меня грамоте. С тех пор прошло четырнадцать лет, а я так и не могу понять и запомнить даже простые знаки «небо» и «земля». Отец говорил, что я – тот, кто разрушит семью, даже хотел убить меня, но не смог и, в конце концов, прогнал меня сюда. Он наказал, чтобы я никогда не осмеливался появиться на глазах у родителей. Я действительно виноват.

Так с каким же лицом осмелюсь взглянуть на солнце? Я не только не могу понять письмо, стоит мне услышать слово «знак», как моя голова начинает болеть так, что, кажется, расколется надвое. Поэтому очень прошу больше не произносить даже у кончиков моих ушей это слово – «письмо».

Супруга тяжело вздохнула, ей не оставалось ничего другого, кроме как отступиться.

Тесть же был действительно талантлив в литературе, в родных местах его высоко ценили. Оба его сына также были искусны в сочинительстве. Зная историю Ангука, он с самого начала не помышлял учить его грамоте и почти не сталкивался с ним лицом к лицу.

А жене было жаль, что ее муж, взрослый мужчина, проводит время безо всякой пользы. Однажды она с некоторой опаской попыталась заговорить с мужем, сказав:

– Мой отец и старшие братья искусны в письме. Может, тебе пойти к ним, на мужскую половину дома, и попробовать учиться?

– Разве раньше я не говорил тебе, что как только услышу о грамоте, у меня начинает болеть голова? Не надо произносить при мне слово «письмо». Зачем ты опять говоришь об этом?

И, обмотав голову повязкой, Ангук улегся на постель. Жена, совсем пав духом, окончательно отступилась. Позже, помня о том, что всякое упоминание о письменности наносит мужу душевную рану, она не возвращалась к этому делу.

Жена Ангука была самой способной к литературе среди женщин семьи Ли. В классических стихах и прозе, шести видах искусств и наук[149], книгах мудрецов и ста научных школ не было таких, чтобы она не смогла освоить и понять. Однако по характеру она была мягкой и обходительной, понимала истинность разумности. Считала, что занятие литературой не для женщины и никак не проявляла свои способности, скрывая все в душе. Поэтому родители и братья не имели даже смутного представления о том, что их дочь – литературный талант. И хотя она всегда переживала из-за того, что Ангук виноват перед отцом, и желала научить его грамоте, ведь если жена учит мужа, это не по этикету. Да и сам Ангук, как только услышит слово «грамота», начинает качать головой. И никакого выхода из положения. Поэтому она задумала устроить небольшую проверку его способностей, заведя разговор: