Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

– Я – китаянка. Занималась рыбной ловлей и вот, оказалась на этом острове. Поэтому у меня не может быть ничего ценного.

Огъён заплакала и взмолилась, прося оставить в живых. Поэтому они не стали убивать Огъён, только забрали судно, на котором приплыла ее команда, привязав его позади своего, и ушли прочь.

Огъён сказала Монсону:

– Эти – наверняка морские пираты. Я как-то слышала, что есть пираты, которые промышляют между

Китаем и Кореей, и что они, хоть и грабят, но не убивают людей. Похоже, эти как раз те самые.

Ты меня не слушал и неблагоразумно решился отправиться в путь, поэтому Небо нам не помогло, и, в конце концов, мы попали в беду, потеряли судно. Что же нам теперь делать? Это море доходит до края неба, по воздуху не перелететь. Отправиться в путь, соорудив плот, тяжело. И на листьях бамбука не поплывешь. Нам осталось лишь умереть. Я-то уже достаточно пожила. А с вами все печально, так как из-за меня вам придется погибнуть.

Огъён обняла сына и невестку и от горя громко заплакала. Казалось, этот звук потряс скалы и утесы, чувство горя проникло вглубь волн, и морские духи съежились в скорби, а горные демоны выли, нахмурившись.

Огъён взобралась на край скалы и хотела броситься в море, но так как сын и невестка крепко схватили ее, ей не удалось спрыгнуть.

Обернувшись к Монсону, Огъён сказала:

– Чего вы хотите добиться, не давая мне умереть?

Продовольствия, которое осталось в сумках, едва хватит на три дня. От того, что сидишь и ждешь, пока закончится еда, разве появится вероятность выжить?

Монсон сказал:

– Не поздно умереть и потом, когда закончится продовольствие. Если за это время появится хотя бы одна из десяти тысяч возможностей выжить, будет не о чем сожалеть.

Монсон с супругой взяли Огъён под руки, спустились со скалы и провели ночь в пещере.

Когда небо начало светлеть, Огъён сказала, обращаясь к сыну и невестке:

– Когда я спала, будучи совсем без сил и в замутненном состоянии духа, мне опять привиделся Пятиметровый Будда и сказал то же, что и раньше. Поистине удивительно!

Трое сели в круг и стали возносить молитвы Будде, говоря:

– О, Будда Шакьямуни! О, Будда Шакьямуни! Обрати свой взор на нас! Обрати свой взор на нас!

Через два дня далеко в море показалось судно, идущее под парусом. Монсон испугался, и, сообщая об этом Огъён, сказал:

– Я первый раз вижу судно с таким силуэтом. Боюсь, как бы нам не столкнуться еще с чем.

Взглянув на судно, Огъён обрадовалась и воскликнула:

– Теперь мы будем жить! Это корейское судно.

Затем Огъён переоделась в корейское платье и велела Монсону, поднявшись на скалу, размахивать одеждой. Подойдя к острову, люди на корабле спустили парус и спросили:

– Кто вы такие и почему живете на отдаленном острове?

Огъён ответила на корейском языке:

– По происхождению мы – из сеульского аристократического рода. Шли морем в Начжу, но из-за внезапной бури наше судно опрокинулось, все погибли, только мы трое, держась за мачту, смогли добраться досюда, и теперь с трудом поддерживаем свое существование.

Люди с корабля выслушали все и, пожалев, бросили якорь, взяли на судно Огъён и ее спутников, после чего сказали:

– Этот корабль – торговое судно, находящееся в ведении адмирала флота трех провинций: Чхунчхон, Чолла и Кёнсан. Нам нужно выполнить предписание в обозначенные сроки, поэтому мы не можем вернуться обратно, чтобы отвезти вас в Начжу.

Дойдя до Сунчхона, они позволили Огъён с ее спутниками сойти на берег. Это было в четвертую луну года под циклическими знаками кёнсин[144].

Огъён вместе с сыном и невесткой пять-шесть дней шли через горы и реки и, преодолев все трудности, наконец, достигли Намвона. Огъён думала, что все члены ее семьи умерли, поэтому хотела просто посмотреть на место, где прежде стоял ее дом, а потом отправиться в монастырь Манбокса. Дойдя до моста Кымсоккё, она обнаружила, что городская стена и родной квартал выглядят, как прежде. Повернувшись к Монсону, Огъён указала пальцем на один из домов и, заплакав, сказала:

– Там находится дом, где раньше жил твой отец. А кто там живет сейчас, не знаю. Давай-ка пойдем туда и переночуем, чтобы восстановить в памяти дела минувших дней.

Огъён вместе со своими спутниками подошли к воротам дома. Они заглянули внутрь и увидели, что Чхве

Чхок сидит под ивой, занятый приемом гостя. Огъён подошла ближе и пригляделась – не ее ли это муж?

Огъён вместе с сыном разразились рыданиями. Чхве Чхок, увидев, что пришли его жена и сын, громко закричал:

– Монсок, мама пришла! Это сон или явь?! Призрак или человек?!

Монсок, услышав эти слова, выскочил из дома босой, чуть не упав. Сцену встречи матери и сына можно не описывать во всех подробностях, поскольку и так все понятно.

Мать с сыном, каждый, пытаясь уступить друг другу, вошли в дом. Тяжело болевшая госпожа Сим, услышав новость о том, что пришла дочь, удивилась так, что у нее сдавило горло, а цвет лица стал как у мертвой. Огъён крепко обняла госпожу Сим, а затем принялась отхаживать ее. Лишь после этого та с трудом начала дышать, и потом ее состояние улучшилось.

Чхве Чхок позвал Чэнь Вэйцина и сказал: