Читаем Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.) полностью

После того, как Монсок узнал, что мать жива, его душа день и ночь изнывала, и он все время обдумывал, нет ли возможности отправиться в Китай и привезти ее оттуда. Но подходящего способа не находилось, и ему не оставалось ничего иного, кроме как лить слезы.

В это время Огъён, которая находилась в Ханчжоу, услышала новость о том, что китайская минская армия, отправившаяся на войну с маньчжурами, полностью разгромлена. Считая очевидным, что Чхве Чхок трагически погиб на полях сражений, она днем и ночью не переставала плакать. И, в конце концов, решила умереть: перестала пить, не брала в рот ни капли воды.

Но однажды ночью во сне явился Пятиметровый Будда из монастыря Манбокса и, гладя ее по голове, сказал:

– Нельзя умирать! В будущем обязательно произойдет счастливое событие.

Огъён очнулась ото сна и сказала Монсону:

– В тот день, когда меня схватили японские разбойники, и я решила броситься в воду, чтобы умереть, ко мне во сне явился Пятиметровый Будда из монастыря Манбокса в Намвоне и сказал: «Нельзя умирать! В будущем обязательно произойдет счастливое событие».

С тех пор прошло четыре года, и я встретила твоего отца на вьетнамском побережье. А теперь, только я снова решила умереть, как мне снова привиделся тот же сон. Может, твоему отцу действительно удалось избежать смерти? Если бы он только оказался жив! Тогда и смерть – как жизнь. Разве можно еще чего-то желать?

Монсон сказал, плача:

– В последнее время, как я слышал, говорят, что, хоть Нурхаци убил всех без исключения китайских солдат, все же он оставил в живых корейцев. Отец по рождению кореец, поэтому он точно жив. Сон с Пятиметровым Буддой – разве пустое предвестие? Мама, сейчас же оставьте мысль о самоубийстве и попробуйте дождаться отца.

Огъён, изменив свои намерения, сказала:

– Расстояние от логова Нурхаци до границ Кореи можно покрыть всего за четыре-пять дней. Поэтому, даже если предположить, что твой отец сохранил свою жизнь, наверняка он будет спасаться бегством в Корею. Разве возможно, чтобы он вернулся к нам в Китай, пройдя пешком опасный путь в десятки тысяч верст?

Я вернусь на родину в Корею и попробую найти твоего отца. А если он все же умер, сама дойду до Чханчжу, что на северо-западных границах, и там успокою его несчастную душу, а затем у могил предков совершу церемонию кормления умерших, чтобы его душа избежала участи скитаться и страдать от голода в пустыне[141].

Так я до конца выполню свой долг. Недаром говорят, что птица с юга и гнездо вьет на юге, а лошадь с севера ржет, глядя на север. День моей смерти тоже близится, и чем дальше, тем больше я думаю о родине. В горниле войны я потеряла всех: и свекра, и мою одинокую мать, и ребенка. Не знаю, живы они или нет. Но некоторое время тому назад я слышала от японского торговца, что корейцев, захваченных японцами в плен, нынче одного за другим отправляют назад. Если это правда, среди возвратившихся людей разве не могут быть и члены нашей семьи?

А если все же твой отец и дед оба погибли на чужбине насильственной смертью, кто будет ухаживать за их могилами? Ко всему прочему, наверное, не все родственники погибли в смуте войны. Если удастся встретить хоть кого-то из родных, разве это не будет счастьем?

Пойди одолжи судно и приготовь провизию. Отсюда морем до Кореи две-три тысячи верст. Если поможет Небо и задует попутный ветер, до ее берегов можно дойти всего за десять дней. Я уже составила план!

Монсон, плача, стал уговаривать:

– Мама, зачем вы так говорите? Конечно, было бы здорово, если бы удалось добраться до Кореи! Но как вы собираетесь пересечь море, пройдя путь в десять тысяч верст на парусном судне? Вас подстерегают ветер и волны, акулы и крокодилы, а также другие опасности, которые нельзя предусмотреть. Корабли пиратов и береговой охраны повсюду и будут препятствовать нашему пути. Если нас, сына с матерью, ждет судьба корма для рыб, какая от этого польза для умершего отца? Хоть я и несмышлен, не могу не произнести слова неповиновения, чтобы не подвергнуться такой опасности.

Хунтао некоторое время молча находилась рядом, а затем сказала Монсону:

– Не перечь матери! Все ее планы тщательно продуманы, и сейчас не время выяснять, какие трудности извне могут помешать. Даже если живешь на ровном месте, разве это поможет избежать наводнений, пожаров или грабежа разбойников?

И еще Огъён добавила, сказав:

– Говорят, путь по морю таит много трудностей, но у меня большой опыт. Живя в Японии, я считала корабль родным домом. Когда наступала весна, мы торговали вдоль побережья китайских провинций Фуцзянь и Гуандун, а осенью – у государства Рюкю, что к югу от Японии. Я привыкла ходить по морю, преодолевая ураганные ветры и жестокие волны, определяя приливы и отливы по ночным звездам. Поэтому я в состоянии справиться с трудностями, исходящими от ветра и волн, одолеть всевозможные опасности мореплавания. А если возникнут сложности, которые, к несчастью, нельзя предусмотреть, почему бы не найтись способу их преодоления?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература