Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Огъён сразу принялась шить костюмы народов двух стран – Кореи и Японии, каждый день обучала сына и невестку корейскому и японскому языку. А еще обратилась к Монсону с такими словами:

– Плавание по морю зависит только от паруса и весел, поэтому их обязательно нужно сделать крепкими. И еще есть нечто, без чего не обойтись. Это компас. Выбрав счастливый день, мы отплывем на корабле, поэтому постарайся, чтобы все, что я задумала, беспрекословно выполнялось.

После разговора с матерью Монсон безмолвно вышел с озабоченным выражением на лице и, возлагая вину на Хунтао, сказал:

– Мама не заботится о своей жизни, решила «умереть десять тысяч раз» и отправиться в путь, пренебрегая опасностью. Но разве от этого погибший отец оживет и вернется назад? Почему ты поддерживаешь дело, которое определенно толкает мать к погибели? Почему у тебя нет здравого смысла?

Хунтао ответила:

– Наша уважаемая мама выстроила грандиозный план, используя все свои знания и умения, поэтому спорить бесполезно. Если сейчас отговорить ее от дела, от которого почти невозможно отговорить, потом придется сожалеть. Так что лучше покорно следовать ее замыслам.

Разве можно выразить словами все, что накопилось у меня в душе? Через пару месяцев после моего рождения отец погиб на полях войны. Его кости разбросаны в далекой чужой стране, а душа бродит, запутавшись в полевых сорняках. А я, считающая себя его ребенком, хожу по белу свету, не стесняясь, с гордо поднятой головой – разве это по-человечески?

В последнее время, слыша слова о том, что мы отправляемся в путь, я вспоминаю разговоры об уцелевших из разбитой армии Китая, которым удалось спастись и которые бродят по Корее. Поэтому, как дочь, я не могу не желать того, чтобы случилось чудо. Если вашими, мой супруг, усилиями, достигнув Кореи, удастся вернуться на поле сражения и там хоть немного утешить душу моего отца, пусть даже я умру в тот же день, сожалеть не буду.

Сказав так, она разрыдалась, и слезы полились из ее глаз.

Поняв, что ему не переубедить ни мать, ни жену, Монсон собрал вещи и в первый день второй луны года под циклическим знаком кёнсин[142] отправился вместе

с ними в плавание.

Огъён сказала Монсону:

– Корея находится к юго-востоку, поэтому нужно дождаться, когда подует северо-западный ветер. Бери в руки весла, садись и хорошо слушай мою команду.

Огъён прикрепила к флагштоку птичьи перья, а на носу корабля установила компас. Затем она внимательно проверила все, что имелось внутри корабля, и оказалось, что не забыли ни одной нужной вещи.

Через некоторое время рыбы заиграли в воде, а птичьи перья, прикрепленные к флагштоку, стали указывать на юго-восток. Поэтому, как только трое общими усилиями подняли парус, судно пошло, рассекая море, как летящая стрела. Они не останавливались ни днем, ни ночью. Подобно молнии, ударяющей по волнам, подобно грому, бьющему в море, в мгновение ока проплыли Дэнчжоу и Лайчжоу, а через некоторое время снова миновали Цинчжу и Цичжу[143]. Острова в бескрайнем море появлялись на горизонте, проходили мимо; обернешься – их уже не видно.

Однажды им встретился китайский минский пограничный корабль. Охрана спросила:

– Откуда идет это судно и куда направляется?

Огъён ответила на китайском языке:

– Мы люди из Ханчжоу. Направляемся в Шаньдун торговать чаем.

Пограничное судно пошло дальше.

На другой день приблизилось японское судно и остановило корабль. Огъён быстро переоделась в японские одежды и показалась перед японцами. Один японец спросил:

– Откуда идете?

Огъён ответила на японском языке:

– Мы вышли в море, чтобы ловить рыбу, но попали в шторм, дрейфовали и, в конце концов, потеряли наше судно. Затем мы одолжили китайское судно в Ханчжоу и держим путь обратно.

Японец сказал:

– Настрадались. Этот курс немного отличается от того, что ведет в Японию. Поэтому берите южнее.

В тот день ночью южный ветер был очень сильным.

Казалось, волны поднимались до неба. Облака и туман плотно заполнили все вокруг, так что не видно ни зги. Ко всему прочему обломилась мачта, порвался парус, и было непонятно, куда идти дальше. Монсон и Хунтао тряслись от страха и, упав навзничь, изнывали от морской болезни. Только Огъён в одиночестве тихонько сидела, вознося мольбы к Небу и молясь Будде.

Как только посреди ночи ветер и волны чуть стихли, судно причалило к небольшому острову, где все занялись ремонтом повреждений. Прошло несколько дней с тех пор, как они оказались на острове. Вдруг вдалеке, на горизонте, появилось судно, которое постепенно приближалось к острову. Тогда Огъён велела Монсону спрятать в пещере все снаряжение и груз, который был на судне.

Через некоторое время люди, находившиеся на корабле, стали громко и нервно кричать, затем сошли на берег. По звуку речи и одежде они не были похожи ни на корейцев, ни на японцев, скорее напоминали китайцев. В руках у них не было какого-то особого оружия. Но толстыми дубинами они жестоко избили команду Огъён, требуя отдать все, что те имели.

Огъён сказала на китайском языке: