Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Наверное, обычным ответом на такое, достаточно неожиданное покаяние должны были быть слова успокоения и утешения, типа: ну, что вы, Илларион Иваныч, да побойтесь Бога, вы нужны двору и России, продолжайте спокойно работать и так далее. И всё бы покатилось дальше по накатанной. Но я сделал всё наоборот – фактически принял отставку ключевого министра на виду у всех, а не во время личной аудиенции, с глазу на глаз. Для ближнего круга, даже для молодых крикунов, мои слова явно были неприятным сюрпризом. В эту минуту общего оцепенения, когда у некоторых старцев даже приоткрылись рты, Сергей Александрович, до этого молчавший и смотревший в одну точку, вдруг встрепенулся и повернулся всем корпусом ко мне – словно орудие большого линкора, вращающееся со скрипом на невидимой подставке. Он по-прежнему оставался прямым как палка, но глаза его смотрели на меня насмешливо и даже презрительно. – Мой любезный племянник, – начал он, говоря по-русски с акцентом американского шпиона из старых советских фильмов. – Милый Ники, ты… сошёл с ума. Тебе надо успокоится и пг’идти в себя. Я надеюсь, ты не совег’шишь никакого необдуманного действия, о котог’ом потом будешь гог’ячо и искг’енно сожалеть. – Дорогой дядя, – отвечал я, стараясь подавить в себе закипающую ненависть, – то, что произошло сегодня утром, вовсе не незначительное происшествие, как кто-то, – я посмотрел на Владимира Александровича, – здесь изволил выразиться. В циви… в других странах после подобного объявляют национальный траур, и не на один день. А вы предлагаете мне сделать вид, что ничего не случилось и поехать на очередной бал. Погибли более тысячи, а может быть и несколько тысяч ни в чём не повинных людей, которые всего-то и хотели, что выразить радость по поводу коронации своего государя да получить копеечное угощение. А всё из-за чего… из-за того, что устроители увеселения не сумели организовать должную охрану и даже не удосужились засыпать рвы на поле и закрыть колодцы. Где были все ваши полки, Владимир Александрович, кого они охраняли и от какого неприятеля? – Любитель балета открыл было рот, чтобы ответить, но я не дал ему говорить. – А вас любезный дядя, – я перевёл взгляд на Сергея Александровича, – я лично предупреждал об опасности. Помните, в поезде… Но вы не сумели – или не захотели – ничего предпринять. В этой связи я считаю, что вы не имеете более морального права занимать пост московского градоначальника. – Сергей Александрович встал, не отклоняясь торсом ни на один градус от перпендикуляра, и бормоча: – Отлично, отлично! – вышел из зала. Горемыкин неожиданно проблеял, что заседание объявляется закрытым. Я поднялся и, ни на кого не глядя, пошёл через золотые двери по сверкающему бликами и искрами паркету в свои императорские покои.

Жена да последует за мужем своим