Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

После окончания литургии я настоял на том, чтобы мы с Аликс всё-таки отправились навестить выживших во время Ходынки. Поколебавшись немного, Воронцов повёз нас со всей охраной в Старо-Екатерининскую больницу, предназначенную, как он сказал, «для чёрного люда». – Вы уж ваше Величество, не обессудьте, – добавил он. Ехать было довольно долго, куда-то в район проспекта Мира. Булыжная дорога, чем дальше от центра, становилось всё хуже, и нас в карете изрядно трясло, несмотря на мягкие рессоры. Остановились у небольшого, плохо побеленного здания, за которым высилась кирпичная церковь, и вошли внутрь. В нос ударил запах карболки, йода и ещё чего-то человеческого, нечистого и, возможно, гниющего. Я посмотрел на Аликс: она, конечно, тоже видела всё это убожество и чувствовала этот запах, но не подала вида, даже бровью не повела. Давно не крашеные стены и выщербленные деревянные полы казались особенно немытыми в сравнении с ослепительно белыми халатами врачей и медсестёр. – Успели переодеться всё-таки, – шепнул я Аликс. Все палаты и коридоры этого здания, как и соседнего, который встретивший нас подобострастный главврач называл Гинекологическим корпусом, были заставлены койками с ранеными и увечными. – Это только малая часть-с, – промяукал главврач, – места не хватило, Ваше Величество, разместили во дворе, в палатках, счастье, что погода тёплая-с. – Многие из раненых были очевидно в тяжёлом состоянии, они не открывали глаз и тихо постанывали. Но остальные, мастеровые и крестьяне, которые были в полном сознании, хотя и с перевязанными головами, руками и ногами, казалось, были вне себя от восторга и радости. Многие не могли сказать ни слова, а только мычали, с умилением разглядывая мой мундир и небесно-голубое платье Аликс. Я разговорился с одним раненым, похожим на молодого рабочего из старых советских фильмов, который был побойчее и сам вызвался ответить на мои простые вопросы. – Премного благодарны, Ваше Величество, – заговорил он, – обделали нас очень хорошо, осмотрели, перевязали, накормили. Уход здесь хороший, и сестрички славные. А что в тесноте, так это мы понимаем – кто ж такое предвидеть мог! – А как же это всё могло случиться? – Так мы сами виноваты, Ваше Императорское, жадность людская до добра не доводит. Каждый норовил первым забрать подарки, да и угощения побольше урвать. Вот и получилось. – Я посмотрел на Дашкова, по его лицу было видно, что он был вполне удовлетворён таким объяснением. Я перевёл взгляд на раненого, он смотрел на меня правдиво и честно, всем своим видом как бы подтверждая, что его увечье, и эта встреча в больнице – возможно самое лучшее из того, что случилось с ним в его жизни. Я повернулся, чтобы уйти вместе с Аликс, но случайно встретил взгляд другого рабочего постарше, который лежал на соседней койке и был замотан бинтами с головы до ног. Умные чёрные глаза его смотрели на меня со спокойным пониманием и затаённой, глубокой ненавистью. Мне стало не по себе, и я быстро вышел из палаты.