Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Назад в Петербург

Ещё месяц или около того мы прожили в Москве в полюбившейся мне Александрии и часто выезжали в Архангельское, которое принадлежало графам Сумароковым-Эльстон (я уже перестал удивляться двойным фамилиям), которые на поверку оказались одновременно и князьями Юсуповыми, а также совершали долгие прогулки верхом в район нынешнего Рублёвского шоссе, доезжая по лугам и сосновым лесам до самого Усова, откуда, с конечной станции подмосковной электрички, я с друзьями в другой жизни часто ездил к знакомым на дачу. Местность по сравнению с той, другой жизнью сильно изменилась: никаких заборов, закрытых территорий и режимных объектов видно не было. Больших имений я тоже не заметил, кроме Ильинского, но после размолвки с дядей Сергеем мы туда не заезжали. Элла несколько раз приезжала к нам в Александрию без него, была печальна, ещё более задумчива и молчалива. Разговаривала только с сестрой наедине, и после её визитов Аликс приходила в дурное настроение и хмурилась. На нашем пути попадались тощие и низкие деревеньки, дома их словно вросли в землю, но близость Москвы всё-таки чувствовалась: многие крестьяне, видимо, ездили в город на заработки и имели постоянную прибавку к тем минимальным доходам, которые давала им не очень-то плодородная подмосковная земля. Уровень зажиточности крестьян можно было довольно точно определить по степени худобы их лиц. Совсем худые ходили в лаптях, и чувствовалась, что та одежда, которая на них надета, это – единственная их одежда и есть. Более круглолицые ходили в новых, не дырявых косоворотках и в шароварах, заправленных в сапоги. Все встретившиеся труженики полей, без исключения, при виде нас ломали шапки или картузы, мужчины глядели на Аликс с восхищением, а женщины, как мне показалось, с некоторой завистью.