Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

– Долго думал я, Ваше Величество, – продолжал Витте, – над вашим предложением о голосовании по партийным спискам. Я понимаю, и по опыту Западной Европы понятно, что попавшие в парламент радикальные социалисты, все без исключения перестают быть радикальными, а некоторые даже и социалистами. И тем не менее, кабы чехо не вышло… надо очень сильную единую партию За царя и отечество создать. Можно, на первых порах, обязать всех губернаторов и тайных советников в неё вступить и, главное, лозунги правильные придумать, чтобы с патриотизмом, но без «Бей жидов и круши инородцев». Такая крайне правая партия и так создастся сама собой, а какой-нибудь князь Мещерский её возглавит. – Мещерский? – Ну как же, Ваше Величество, ваш батюшка специальное распоряжение издал, чтоб его газету Гражданин финансировать, и так оно и продолжается по сей день. – Я не стал допытываться об этом Мещерском дальше, но, когда Витте ушёл, взгляд мой случайно упал на гостевой стол, где в ворохе бумаг я заметил единственную полусвёрнутую газету. Это был тот самый Гражданин, который открывался редакционной статьёй самого Мещерского. Содержание её было верноподданническое, славянофильское и довольно путаное, но одна фраза не могла оставить меня равнодушным. – Как нужна соль русскому человеку, – писал патриотически настроенный князь, – так ему нужны розги. – Делаа, – подумал я, – и вот на такое расходуются казённые средства. Понятно, что «моему» батюшке нужна была такая газета, чтобы противостоять росту популярности всяких новых идей, в особенности социалистических. Все эти идеи, по его логике, неизбежно вели к крови, революции, анархии и убийствам. Да и как ещё мог рассуждать человек, у которого эти революционеры убили собственного отца? Я вообще поражался и никак не мог въехать в школе и в институте, зачем вообще эти народовольцы затеяли убить царя, зачем стреляли, бомбы бросали, а затесавшаяся среди них девушка платочком махала. На что они рассчитывали? На то, что после убийства царя правящий класс разом весь испугается и даст народу – волю, крестьянам – землю, а Польше – независимость? Или на то, что воцарится всеобщий хаос, и на этом фоне они, Народная Воля, придут к власти? Ведь вышло-то всё наоборот: революционеров поймали и повесили, все гайки закрутили и такой листок, как Гражданин, стал издаваться большими тиражами. И ведь его читали, а как же… Да потому, – вдруг догадался я, – что сами народовольцы верили во всесильность одного человека на вершине государственной пирамиды. Убей его, вынь этот стержень – и вся пирамида завалится. А вот и не завалилась. А что же теперь получается: я – этот стержень, не станет меня, и вся Россия погибнет? Ан, нет, найдут замену, можно не сомневаться. Тем более надо быть осторожным и, как это говорили чекисты, бдительным…