My Joy (СИ)

Поборов желание кивнуть так же уверенно, как и в предыдущие два раза, он выждал момент и, закусив губу, едва заметно наклонил голову.

– Когда всё началось? Кто сделал первый шаг?

– В начале лета. После того, как он вернулся из Стокпорта, где отметил свой день рождения. Мэттью приехал ко мне и с порога повис на моей шее, – он почти не врал.

– Ты должен был указать, где его место. Напомнить, кто он, а кто, чёрт возьми, ты. Он ведь был твоим учеником.

– Тогда я уже не был его учителем.

– Это ничего не меняет, – Мэрилин сорвалась с места и ринулась к входной двери, но Доминику удалось остановить её, преградив путь.

– Пожалуйста, Мэрилин. В один из дней всё это закончится, ведь он захочет двигаться дальше.

– У тебя большой опыт в этом, да? – она задрала голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Сколько подобных Мэтту в списке твоих достижений? – похожий вопрос задавал и Пол по приезде из Парижа. Если он и был в чём-то схож со своей матерью, помимо внешности, так это в упрямстве.

– Нисколько. И их бы не было вовсе, если бы не он. Я жил десять лет с мужчиной, моим ровесником, за год до знакомства с Мэттью он погиб в автокатастрофе.

– Вот она, причина твоей хандры. Сочувствую, – она опустила руки и отвела взгляд. – Но теперь ты должен сочувствовать мне, потому что я наконец осознала, что произошло! Как ты мог увлечься им? Он же совсем мальчик. Как ты смел позволить ему увлечься собой…

Она отступила назад и наткнулась спиной на входную дверь.

– Мы попали в отвратительную ситуацию, и оба виноваты. Но если бы я знала, то что-нибудь обязательно предприняла бы, тогда как ты позволил всему случиться. Ты безответственный и извращённый, ты…

Вовремя сделав шаг вперёд, Доминик успел поймать Мэрилин в объятья. Она продолжала обвинять и оскорблять его, колотя ему спину крепко сжатыми кулаками, и под конец своей гневной тирады уткнулась ему в плечо носом, начав едва слышно рыдать.

– Разве я могу возненавидеть тебя после всего, что ты сделал для нас? – спрашивала она то ли у себя, то ли у не менее расстроенного Доминика. – Разве я могу лишить моего мальчика чего-либо, если я сама ничего не смогла ему дать? Разве я смогу спать по ночам, зная, что ты затащил его в постель?

Почувствовав толчок в грудь, Ховард покорно отступил. Наливаясь холодной тяжестью, сердце отстукивало один ему ведомый марш. В желудке бесновалось нечто, грозящее разорвать внутренности на тысячи частей, и горький привкус на языке напоминал о выпитом и содеянном.

– Я сделаю всё, что ты скажешь.

– Мне не нужна твоя покорность сегодня, – всё ещё тяжело дыша, прохрипела Мэрилин, – и эти напрасные жертвы.

За окном стояла кромешная темнота – не горело ни единого фонаря, будто бы городские власти вздумали надругаться над покоем одного из своих не слишком добропорядочных граждан ещё больше, вдобавок ко всему пережитому за эти дни. Ощутив себя абсолютно беспомощным, Доминик сел на диван и стал ждать. Через неопределённое количество времени, потерявшись в секундах и минутах, и может быть даже часах, он почувствовал, что рядом присели. Услышал тонкий звон стекла, а за ним – как стол освобождают от всего лишнего, бесцеремонно смахивая осколки на его край.

– Не представляю, сколько бы нам пришлось выпить, чтобы уладить ситуацию, – глухо произнесла Мэрилин, протягивая своему излишне тихому собеседнику маленький стаканчик, – поэтому нам следует пить не ради этого.

– Может и не следует вовсе.

– Самое худшее уже позади, в том числе и моё желание надавать тебе пощёчин и отправиться в полицию. Любая бы мать сделала это.

– Но?

Доминик спросил это спокойно и даже устало. Ему уже не раз слышать угрозы в свой адрес, перемежаемые обещаниями самого неприятного характера. Все делали это: Хейли, Том, Пол, даже Мэттью иногда, крепко обняв его, шептал что-нибудь по-настоящему ужасное, как в бреду твердя о том, что скоро их разлучат. Но этого не происходило. Только раз за разом они получали шанс наслаждаться тем, что в обычной жизни люди считали чем-то не стоящим внимания. Улыбнуться друг другу на улице, коснуться руки, пообедать в кафе, сходить в магазин и заночевать в одном доме. Мэттью пребывал в счастливом неведении относительно того, сколько раз за всё время Доминик с пассивной агрессивностью боролся за право видеть его каждый день.