– Полиция Западного Йоркшира придёт не только за тобой, но и за мной, – она хихикнула в свою чашку и заняла рот остатками десерта.
– Подобные шутки меня ничуть не задевают.
– Я знаю, поэтому и позволяю себе это. У вас с ним всё хорошо?
– С ним – да, – Доминик подумал с пару секунд, прежде чем продолжить: – Чего не скажешь о его матери.
– Она узнала, да? – Хейли поставила чашку на стол и отодвинула её к краю стола, чтобы периодически пробегающая мимо их столика официантка забрала её.
– С чего ты… – смутившись, начал Ховард, даже не думая поднимать глаза.
– Ты такой… излишне позитивный последние несколько дней, неестественный. Что произошло?
Как бы Доминик ни хотел втягивать Хейли в свои проблемы – хотя бы на этот раз, – это случилось будто бы само по себе. Её внимательный взгляд буравил его сотней незаданных вопросов, на которые он должен был ответить как можно скорее.
– Можно сказать, что я сам всё ей рассказал, когда она высказала одно единственное предположение.
– Ты с ума сошёл?
– Я не смог солгать ей, потому что никогда этого не делал. Если бы она спросила меня ещё в январе, есть ли между мной и Мэттью хоть что-нибудь, я бы сказал, что да – что-то есть.
– Твоя честность сводит меня с ума! Почему ты не сказал мне раньше?
– Позавчера я приехал к тебе, чтобы рассказать о состоявшемся разговоре с Мэрилин, но не посмел добавлять в копилку твоих переживаний этот эпизод.
– Она должна была умереть рано или поздно, я была скорее удивлена и разбита, чем готова совершить что-нибудь безрассудное из-за охватившего меня горя.
– Рано или поздно Мэрилин должна была узнать.
– Раз уж ты здесь, живой и здоровый, значит вы о чём-то договорились?
Пересказ состоявшегося двумя днями ранее разговора оказался не таким уж и длинным. Отразив только самую суть, Доминик закончил почти виноватым:
– Я сказал, что всё началось в день его рождения.
– Пресвятая Дева Мария! – Хейли вскинула руки и посмотрела на потолок. – Хоть что-то он сделал правильно.
– Я всё ещё здесь, – он поморщился.
– И это только потому, что ты додумался сказать, что не трогал мальчишку, пока ему было пятнадцать.
– Не мог же я сообщить Мэрилин, что имел сексуальный контакт с её сыном в тот год, когда ему было и четырнадцать, и пятнадцать.
Хейли шумно выдохнула и откинулась на спинку стула, принявшись обмахиваться измятой салфеткой. Из её строгой причёски выбилось несколько прядей, что придавало ей ещё более обеспокоенный вид.
– Кажется, ты решил меня убить.
– Ничуть.
– Если бы я не знала тебя столько лет…
– …подумала бы, что я идиот?
– И это тоже. Я бы дала тебе по лицу.
– Мэрилин сказала то же самое, но другими словами. Это даже забавно.
– Забавно? – она сощурилась. – К чему вы вообще пришли в итоге, если ты сейчас сидишь напротив меня, наслаждаешься десертом и ведёшь себя так, словно ничего не произошло? Почему я переживаю больше, чем ты?
– Потому что ты любишь меня. Потому что… – Доминик прикрыл глаза и вздохнул, – она пришла ко мне сама.
– К тебе все приходят сами, это что-то невообразимое. Ты дал ей повод?
– Это не моя оплошность, и я бы мог уладить всё, если бы захотел. В моих силах было насочинять столько неправдоподобных историй, что она бы даже не подумала продолжать подозревать меня в чём-либо.
– Но ты сам всё выложил?
– Можно сказать и так.
– Итак? – она сложила руки как примерная ученица.
– Вчера Мэттью пришёл ко мне и остался на ночь.
– Вот же чёрт, – Хейли нервно улыбнулась и, окинув помещение быстрым взглядом, прикурила сигарету, не обращая внимания на огромную вывеску о запрете курения, висевшую у них над головами. – Вы больные ублюдки.
– Ты думаешь? Разве мы не те, кто просто пытается насладиться вторым шансом?
– Будто бы ты не понимаешь, насколько ненормально то, что она приняла всё как должное.
Доминик не хотел спорить с ней, не зная, какую позицию в этом споре ему стоило занять.
– У неё было достаточно времени, чтобы решить, стоит ли предавать меня суду.
– Ты меня совсем не слышишь, – Хейли вздохнула и как следует затянулась, после чего затушила сигарету об тарелку и встала. – Попроси счёт, я подожду в машине.
Оставшись наедине с грязной посудой, Доминик тоже прикурил и даже с радостью бы заплатил штраф, только бы ему дали прикончить одну единственную сигарету, на которую он возложил слишком много: в голове вилось большое облако мыслей, плохих и хороших, предостерегающих и даже пытавшихся оскорбиться.
Хейли сидела на заднем сидении, держа в своих красивых пальцах уже другую сигарету – длинную и отдающую сладковатым дымом.
– Сегодня я выпытала из тебя такие подробности, какие не стала бы спрашивать даже изрядно выпившей, а теперь сжимаю зубы от злости, потому что у тебя столько проблем из-за этого глупого мальчишки. Я его почти ненавижу в эту секунду.
Встав рядом с приоткрытым окном, куда Хейли важно пускала дым, Доминик усмехнулся. Потратив едва ли не половину всех имеющихся нервных клеток за последние пару лет, ему отчего-то больше не хотелось этого делать, выискивая во всём повод для беспокойства.
– Зато ты очень нравишься Мэттью.