Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века

Как странно ныне видеть зрящему
        Дела людей:
Дались мы в рабство настоящему
        Душою всей!

Глядим, порою, на минувшее,

        Но холодно!
Как обещанье обманувшее
        Для нас оно!..

Глядим на грозное грядущее

,        Прищуря глаз,
И не домыслимся, что сущее
        Морочит нас!..

Разладив с вещею сердечностью,

        Кичась умом,
Ведем с какой-то мы беспечностью
        Свой ветхий дом.

А между тем под нами роются

        В изгибах нор,
И за стеной у нас уж строются:
        Стучит топор!..

А мы, втеснившись в настоящее

,        Все жмемся в нем
И говорим: «Иди, грозящее,
        Своим путем!..»…

Но в сердце есть отломок зеркала:

        В нем видим мы,
Что порча страшно исковеркала
        У всех умы!

Замкнули речи все столетия

        В своих шкафах;
А нам остались междуметия:
        «Увы!» да «Ах!»

Но принял не напрасно дикое

        Лице пророк:
Он видит – близится великое
        И близок срок!

1849

Две дороги Куплеты, сложенные от скуки в дороге

Тоскуя – полосою длинной,
В туманной утренней росе,
Вверяет эху сон пустынный
Осиротелое шоссе…

А там вдали мелькает струнка,

Из-за лесов струится дым:
То горделивая чугунка
С своим пожаром подвижным.

Шоссе поет про рок свой слезный:

«Что ж это сделал человек?!
Он весь поехал по железной,
А мне грозит железный век!..

Давно ль красавицей дорогой

Считалась общей я молвой?
И вот теперь сижу убогой
И обездоленной вдовой.

Где-где по мне проходит пеший;

А там и свищет и рычит
Заклепанный в засаде леший
И без коней – обоз бежит…»

Но рок дойдет и до чугунки:

Смельчак взовьется выше гор
И на две брошенные струнки
С презреньем бросит гордый взор.

И станет человек воздушный

(Плывя в воздушной полосе)
Смеяться и чугунке душной,
И каменистому шоссе.

Так помиритесь же, дороги, —

Одна судьба обеих ждет.
А люди? – люди станут боги,
Или их громом пришибет.

Канун пред Св. причастием