«Мы с тобой из разных миров...» (СИ)

Очередное жаркое лето вступило в свои права в промёрзших за зимнее время землях амазонок. Последние несколько дней небо было как никогда чистым, а потому Аполлон, окончательно заполучивший северные территории в своё услужение, медленно выводил огненную колесницу из-за восточных гор, заставляя дневное светило ласкать землю тёплыми лучами. Оказавшись в горячих объятиях солнца, цветы послушно распускали лепестки и поворачивали сердцевины к Фебу*, птицы с б'oльшим усердием принимались воспевать хвалебные оды новому дню, а вся лесная живность постепенно выползала из своих нор и укрытий, чтобы успеть понежиться в солнечном тепле. Без стеснения сын Зевса заглядывал и в дома северных воительниц, заставляя тех покидать уютные объятия Морфея.

Одной из первых, чьи покои посетил бог солнца, была Милоса. Яркий горячий луч скользнул по холодному мраморному полу и вскоре, будто бы замёрзнув, перебрался на постель амазонки, а после без стыда начал изучать полуобнажённое женское тело.

«Зайчик» мягко коснулся пальцев девичьих ног, будто бы желая их пощекотать. Обождав немного, игривый лучик продолжил свой путь по стройным ногам воительницы, вскоре добравшись до её подтянутых бёдер. Задержавшись здесь на несколько мгновений, настырный луч скользнул по тонкой талии амазонки. Преодолев и это соблазнительное препятствие, он оказался на её обнажённой груди. Лучик медленно, будто не желая покидать прекрасные женские прелести, переместился сначала на плечо огненноволосой девушки, не забывая ласкать каждый миллиметр её загорелой кожи, а затем, словно боясь обжечь, принялся изучать прекрасное лицо амазонки… Скользнув по пухлым губам и погладив щёки, солнечный зайчик уютно устроился на прикрытых веках воительницы и стал дожидаться момента, когда она, наконец, откроет их, что, впрочем, произошло совсем скоро.

Смешно сморщив нос, Милоса неосознанно провела рукой по лицу, желая избавиться от тёплого раздражителя, и постепенно девичий разум начал выпутываться из крепких сетей сна. Приоткрыв веки, амазонка тут же их закрыла — солнечный свет больно ударил по глазам.

— М-м-м… - недовольный стон вырвался из груди северянки, — боги...

Желая спрятаться от назойливого лучика, амазонка лениво повернулась на другой бок и только после этого, хотя и не сразу, изволила разлепить веки: девичьему взору предстала привычная картина — украшенная древней мозаикой стена, почему-то именно сейчас показавшаяся эллинке необычайно интересной. Не желая подниматься с постели, но тем не менее желая найти себе хоть какое-то занятие, гречанка принялась разглядывать старинный рисунок, изображавший Отреру, матерь всех амазонок, сошедшуюся в бою с самим Аресом, богом войны и отцом всех северных воительниц.

Когда разглядывать приевшуюся за многие годы мозаику надоело, Милоса на несколько мгновений снова прикрыла глаза, в душе надеясь, что за столь короткое время к ней придёт крепкий и такой необходимый сон, ведь сегодняшняя ночь была необычайно тяжёлой для воительницы — в одиночку ей пришлось облететь восточные горы и северную границу. Сколько времени ей пришлось провести в небе, одной Артемиде было известно, однако не меньше нескольких часов точно. Длительный перелёт сказался и на самочувствии Милосы: спина её нещадно ныла, словно ту переломали в нескольких местах, мышцы тянуло с такой силой, будто бы она сутками ранее не в седле находилась, а самолично вспахивала одно из темискирских полей, голова же после немыслимых драконьих пируэтов гудела так, словно к той хорошенько приложились чем-то тяжёлым.

Девушка предприняла ещё одну попытку разомкнуть веки, и она наконец-таки увенчалась успехом. Милоса, вдруг поймав себя на мысли, что если она сейчас же не поднимется с постели, то не встанет вовсе в ближайшие несколько часов, скинула с себя шёлковое одеяло и резко села в кровати. Все до единой мышцы тут же безутешно заныли, требуя от своей хозяйки улечься обратно на шелка.

— Да что ж это такое… — амазонка положила правую руку на поясницу и слегка прогнулась, медленно потянувшись левой рукой вверх, постепенно вытягивая разбушевавшиеся связки. Тишину в комнате, разбавляемую редким пением утренних птиц, разрушил хруст задеревеневших костей и облегчённый девичий стон. Кое-как размяв суставы, Милоса, даже не утруждая себя тем, чтобы укрыться тканью, встала с постели и, звонко шлёпая ногами, направилась к зеркалу, стоявшему в углу комнаты.

Усевшись на табурет с серповидными ножками, дева подняла глаза на кусок стекла в позолоченной раме и с укором посмотрела на своё отражение.

— Время не щадит никого, — грустно усмехнувшись, амазонка коснулась прохладными пальцами румяной щеки, кожа которой теперь не была такой свежей как пару лет назад, во времена её цветущей молодости. Дочь королевы Амарис всегда отличалась особенной красотой, которой завидовали даже здешние девицы, также не обделённые этим даром богов, а теперь от неё постепенно уходило и это.