Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

В синем храме

И снова осень с чарой листьев ржавых,
Румяных, алых, желтых, золотых,
Немая синь озер, их вод густых,
Проворный свист и взлет синиц в дубравах.

Верблюжьи груды облак величавых,

Увядшая лазурь небес литых,
Весь кругоем, размерность черт крутых,
Взнесенный свод, ночами в звездных славах.

Кто грезой изумрудно-голубой

Упился в летний час, тоскует ночью.
Все прошлое встает пред ним воочью.

В потоке Млечном тихий бьет прибой.

И стыну я, припавши к средоточью,
Чрез мглу разлук, любимая, с тобой.

1 октября 1920

Париж

Только

Ни радости цветистого Каира,
Где по ночам напевен муэззин,
Ни Ява, где живет среди руин,
В Боро-Будур[5]

, Светильник Белый мира,

Ни Бенарес, где грозового пира

Желает Индра, мча огнистый клин
Средь тучевых лазоревых долин, —
Ни все места, где пела счастью лира, —

Ни Рим, где слава дней еще жива,

Ни имена, чей самый звук — услада,
Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, —

Мне не поют заветные слова, —

И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне: Москва.

15 октября 1920

Просветы

Блеснув мгновенным серебром,
В реке плотица в миг опаски
Сплетет серебряные сказки.

Телега грянет за холмом,

Домчится песня, улетая,
И в сердце радость молодая.

И грусть. И отчий манит дом.

В душе растает много снега,
Ручьем заплачет в сердце нега.

И луч пройдет душевным дном,

И будешь грезить об одном,
О несравненном, о родном.

30 декабря 1920

Крещение светом

Отвеяв луч Луны рукою чаровницы,
Перекрутив его и закрутив узлом,
Она, сдвигая мглу, пошла лесным холмом,
И по пути ее, проснувшись, пели птицы.

Закрученный узор горел, как свет денницы.

Она спустилась вниз и, постучав в мой дом,
Сказала мне: «Проснись. На таинство идем».
Я в чащу к ней пришел к воде лесной криницы.

Полночного цветка душистую струю

Она дала дохнуть. Я звук услышал струнный.
Дала мне миг побыть в тиаре этой лунной.

Я в зеркале воды увидел жизнь мою.

Из недр, как говор сил, извергся гул бурунный.
И Солнце выплыло. А я с тех пор — пою.

1923

Капля