Онъ не договорилъ и приподнялся на койк. Лицо его поблло… Губы тряслись… Черные глаза сверкали и бгали…
Мой «дворянинъ» посмотрлъ на него, какъ-то сжался весь, хотлъ было что-то сказать, вроятно выругаться, но ничего не сказалъ, вскочилъ съ койки, гд сидлъ, рядомъ со мной, согнулся и, какъ-то держа голову на бокъ, отошелъ прочь и скрылся въ другомъ помщеніи спальни.
XV
— Вдь вотъ, — заговорилъ мой новый «благодтель», проводивъ его злыми глазами, — дрянь какая-то, а гонору сколько. Наврно, вдь съ Хивы пришелъ… Длать ничего не можетъ… Гд ему… На Хив, небось, занимался разсылкой писемъ къ знакомымъ… Дло легкое…
Онъ легъ навзничь, подложивъ руки подъ голову, и замолчалъ, глядя въ потолокъ.
— Ложитесь, — сказалъ онъ, помолчавъ. — Чего-жъ вы не ложитесь? Особыхъ приглашеній не будетъ…
Я поднялъ какую-то срую большую тряпицу, изображавшую одяло, и легъ на грязный, вонючій, сбитый и скомканный тюфякъ, рядомъ съ нимъ.
— Вы женаты? — спросилъ онъ, повернувшись на бокъ и глядя на меня въ упоръ своими красивыми черными глазами.
— Да.
— Небось, и дти есть?
— Есть.
— Гд-жъ жена, не секретъ?
— Дома, въ деревн.
— Какъ же вы сюда попали… Извините… Пропились?..
— Да.
Онъ помолчалъ немного и сказалъ:
— Хорошо теперь въ деревн…- И, опять помолчавъ, съ какой-то затаенной грустью продолжалъ: — Я вдь тоже женатъ… И у меня тоже дти… Теперь, наврно, двое… Когда я отправился въ Москву, одинъ еще былъ только сынишка, Петька, ну, а теперь, наврно, еще родился кто-нибудь… Наврно!..
— А вы давно въ Москв? — спросилъ я.
— Я… Нтъ… Какой чортъ, давно!… Всего только третій мсяцъ… Второй мсяцъ пошелъ, какъ я здсь вотъ, въ работномъ дом… Я вдь полицейскій… т. е. попалъ сюда черезъ полицію… За нищенство забрали, хотя я, собственно говоря, и не просилъ никогда… Мн еще здсь около мсяца придется отсиживать…
— Какъ же вы попали?
— Какъ попалъ?.. «По пьяному длу», конечно… Перепился точно такъ же, какъ и вы, да и, какъ вс, здсь…
— Вы въ Москву мста искать пріхали?..
— Какъ вамъ сказать, — отвтилъ онъ. — И самъ не знаю! Мн, собственно, не слдовало изъ дому уходить… Характеръ у меня чертовскій, вотъ что! Мн все какъ-то скоро надодаетъ… Жена у меня, напримръ, красивая, добрая, славная, и люблю я ее такъ, что и сказать не могу… Третій годъ всего какъ и женатъ на ней, а вдь вотъ, откровенно вамъ скажу, я и ушелъ изъ дому больше отъ нея… На зло ей захотлъ сдлать… Какъ она плакала, какъ умаливала меня не уходить… Нтъ, не послушалъ, ушелъ… Бросилъ ее, да еще какъ бросилъ-то… Ей, можетъ быть, всего только недлю до родовъ осталось!… Какъ она теперь тамъ, несчастная, Богъ знаетъ! Главное то подло, что она не знаетъ, гд я… Изныло у меня все сердце!… А написать не хочу… Не хочу, да и все… Выберусь отсюда, уду… У меня кое-что заработано… Только одного боюсь, — продолжалъ онъ и провелъ рукой по лицу, — водки!… Боюсь, какъ получу деньги — выпью… Ну, тогда не знаю, что… Тогда я погибъ!..
— А вы не пейте!
— Не пейте!… Легко сказать — не пейте!… Не знаю тамъ, какъ вы пьете, а я вотъ какъ пью, слушайте, я вамъ разскажу… Когда я уходилъ изъ дому, жена на колняхъ передо мной стояла — умоляла не пить, плакала… Руки мои цловала… Надоло мн все!… Послдніе два рубля взялъ у жены… Уврилъ ее, что, какъ пріду въ Москву, сейчасъ же поступлю на мсто и пришлю денегъ… Мать старушка тоже просила не уходить… «На кого ты насъ бросишь, несчастныхъ?.. Жена беременна… Послдніе дни ходитъ… Чего теб не достаетъ?.. Какое теб тамъ мсто? Кто приготовилъ?» Ну, и все въ такомъ же род, понимаете… Мать у меня старая, лтъ 70-ти, бывшая крпостная… Я мщанинъ, приписной къ городу Звенигороду… Недалеко отъ Москвы, верстъ 50… Домикъ у насъ свой… Землю у господъ арендуемъ… Огородъ… Покосъ… Корова есть, лошадь, куры, ну, словомъ, все, кром денегъ, и жить вообще можно… — Что я, — говорю матери, — буду здсь зиму-то безъ дла съ вами на печк сидть… Я на мсто поступлю, а весной приду опять, когда надо… «Никакого теб мста не надо, говоритъ она, — а погулять ты захотлъ… Попьянствовать… Ну, какъ знаешь, иди… Богъ съ тобой…» Собрался я съ вечера… приготовилъ одежу… пиджакъ, брюки, жилетъ, самые хорошіе. На женины деньги, что взялъ въ приданое, и купилъ-то ихъ… блье, рубашки вышитыя, платочки носовые, полотенчики… ха, ха, ха!… Ну, словомъ, все! Сапоги отличные. опойковые, съ резиновыми калошами… тоже на женины деньги куплены были… шубу и шапку барашковыя. Ну, однимъ словомъ, баринъ, такъ сказать, франтъ! Всю ночь я эту послднюю не спалъ… и жена тоже. Боже мой, какъ она просила меня не уходить!… «Милый, хорошій, не уходи, не бросай меня… умру я… Забудешь ты меня въ Москв… Не уходи, не уходи!..» Ахъ, да что говорить!… Не разскажешь этого…
Онъ замолчалъ, сдлалъ папироску и легъ навзничь.