Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Выяснение роли Ханыкова в идейном развитии Чернышевского представлялось тем более необходимым, что в биографической литературе встречалось суждение, будто Чернышевский оказался причастным к идейным исканиям петрашевцев только в кружке Введенского.[453] Более правильна точка зрения, согласно которой молодой Чернышевский закрепил и завершил в этом кружке, по составу участников и направлению близком к обществу Петрашевского, своё философское и литературное образование, пройдя школу идей Белинского и Герцена.[454]

Установить дату первой встречи Чернышевского с Иринархом Ивановичем Введенским не удалось. До начала посещения его кружка (после 28 ноября 1849 г.) это имя встречается в дневнике Чернышевского лишь эпизодически: в 1848 г. в июле – в связи с его родственницами (I,49), однажды в октябре, когда Раев и Терсинский говорили «об Иринархе и всё почти насмешливо» (I, 139), 26 ноября – в этот день Чернышевский решил не идти к Введенскому (не готова одежда), «у которого думал быть на его именины, чтоб возобновить знакомство» (I, 181). В 1849 г. в январе он в разговоре о Введенском «защищал Иринарха» от нападений со стороны одного из священников (I, 228), в апреле писал о жене М. Б. Чистякова, которую видел у Введенского на квартире (I, 271) – когда видел, не сказано, 28 ноября он решился-таки зайти к Введенскому с поздравлениями именинника. Судя по состоявшемуся между ними разговору, зафиксированному в дневнике, Чернышевский перестал бывать у Введенских по простой застенчивости, но желания установить с ним прочное знакомство не терял. Теперь он получил приглашение приходить по средам (I, 339–341). Итак, по приезде в столицу Чернышевский в 1846–1848 гг. побывал у Введенского, видимо, на правах земляка и воспитанника Саратовской семинарии, которую Иринарх Иванович окончил в 1834 г.

Первоначально Введенский учился в Пензенской духовной семинарии. В «Ведомостях об успехах» учащихся за 1829 и 1830 гг. он числился учеником низшего отделения 2-й половины. Здесь же указано, что он является сыном священника Ивана Петровской округи села Рождественского. Это село, вероятно, и нужно считать местом его рождения.[455] В тех же архивных документах за 1829–1830 гг. приведена учебная аттестация Введенского: «способностей превосходных, прилежания неослабного, успехов препохвальных, поведения отлично хорошего» и «способностей и успехов отлично хороших, поведения похвального». Оба года он учился «на своём содержании», и в 1830 г. переведён в среднее отделение.[456]

С открытием Саратовской епархии Введенский в числе других учеников, родившихся в Саратовской губернии, становится воспитанником Саратовской семинарии.[457] Сообщение А. Ф. Раева, что Иринарх Иванович «был наполовину пензенский семинарист»,[458] документально подтверждается, но с тою лишь оговоркою, что в Пензенской семинарии Введенский пробыл два года, а в Саратовской – четыре.

В семинарии Введенский неизменно числился в списках лучших учеников, идущих по «первому разряду».[459] Его семинарские сочинения долгое время ходили между учениками и служили надёжным «источником» не одному поколению семинаристов.[460] Однако в последний год успехи его резко снизились, и он окончил семинарию только по второму разряду.[461]

Введенский уехал из Саратова сначала в Московскую духовную академию,[462] а затем решил «искать света в университете»[463] и отправился в Петербург. Окончив в 1842 г. кандидатом философский факультет по разряду общей словесности,[464] он со второй половины 40-х годов начинает интенсивное сотрудничество в «Отечественных записках», «Современнике», «Библиотеке для чтения», «Северном обозрении» в качестве рецензента и переводчика.[465] Художественные переводы Ч. Диккенса и В. Теккерея сделали его имя широко известным в литературных кругах. «Впоследствии, долго спустя, говорили, – вспоминал А. Н. Пыпин, участник кружка Введенского в начале 1850-х годов, – что переводы Введенского не отличались большой точностью, – другими словами, он за мелочной точностью не гнался, но живой рассказ Диккенса он умел передавать живым рассказом русским, и это, конечно, было немалым достоинством и прямо свидетельствовало о его литературном даровании».[466] В качестве «отличного педагога и лучшего переводчика английской литературы» он упомянут даже в саратовской религиозной прессе.[467]