Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Детальный анализ кандидатского сочинения Чернышевского достаточно полно представлен в специальных исследованиях,[507] поэтому ограничимся лишь самыми общими характеристиками. В оценке драматического произведения он выдвинул тезис «естественности», верности жизни, т. е. писатель обязан «изображать людей, характеры, действия, чувства такими, какими бывают они в действительности» (II, 807). По Чернышевскому, «законы художественности не могут противоречить тому, что есть в действительности, не могут состоять в том, чтобы действительность изображалась не в своём настоящем виде; как она есть, так и должна она отразиться в художественном произведении» (II, 796). Апология действительности, рассуждения об «идее и концепции произведения», связанные с животрепещущими общественными проблемами, явно перекликаются с общеэстетическими принципами критики Белинского.

Сочинение было зачтено профессором Никитенко как достаточное для присвоения автору учёной степени кандидата. Не менее успешно прошли и выпускные экзамены.[508] 19 сентября Чернышевским получен диплом.[509]

Ещё в феврале 1848 г. Чернышевский писал Пыпиным что не хотел бы по окончании университета «погрузиться в бесчисленном множестве служащих или учителей гимназии» (XIV, 145). В следующем году он продолжил обсуждение с родными своего ближайшего будущего. Возможных вариантов было два: остаться в Петербурге (это было предпочтительнее) или уехать в Саратов. Зная, насколько первое решение огорчительно для родителей, он исподволь начинает готовить их к мысли о возможности службы в столице. «Что скажу я на это, я и сам не знаю, – пишет он в письме от 15 ноября. – Правду говорят, что Петербург как-то не выпускает, кого раз захватил, будто водоворот какой; но не видишь ничего хорошего в нём для тебя покуда, и знаешь, что на родине с родителями жить лучше, и приятнее, и покойнее, а всё думаешь: „Здесь зато средоточие всего”. А чего это всего? Бог знает (XIV, 164). И тут же, чуть ниже, фраза: «Бог знает, выберешься ли из Саратова, раз туда заехал?» Получив от родителей согласие, он в следующем письме (22 ноября) сообщил, что это позволение совпало с его желанием служить в столице «по учёной части» (XIV, 165).

Но чем ближе подходил день окончания университета, тем больше жалели его родители о принятом решении, и в начале апреля Николай получил от них письмо с известием о смерти старшего учителя словесности Саратовской гимназии Ф. Волкова. Он понял их колебания и попросил в письме от 4 апреля сообщить об их намерении определённее (XIV, 191). Из Саратова ответили: пусть решает сам, но места в Саратовской гимназии упускать не следовало бы, это, мол, «не помешает» (I, 368). Такой ответ не совпадал с его планами, и он «оттого всё утро был пасмурен» (там же). В конце апреля 1850 г. он начал хлопоты о саратовском месте – «тоска была ужасная – с Петербургом расстаться и, может быть, навсегда остаться учителем там» (I, 369). 4 мая он пошёл на приём к попечителю М. Н. Мусину-Пушкину, а на следующий день – к попечителю Казанского учебного округа В. П. Молоствову, в чьём ведении находилась Саратовская гимназия. Тот не знал о вакансии и ничего определённого не обещал – «я вышел несколько обрадованный» (I, 370). «Если не получу места в Саратове, я останусь здесь, – сообщил он родителям 2 мая, – буду тоже готовиться на магистра» (XIV, 196, 197). Вскоре Введенский пообещал ему похлопотать о месте учителя в Дворянском полку. «Не делайте этого, – отговаривал его Иринарх Иванович от поездки в Саратов, – это значит губить себя – я сам на себе это испытал. Вы так много переменялись здесь, что не можете ужиться с теми людьми; для вас здесь это незаметно, потому что постепенно, а я испытал; я ехал, например, туда наслаждаться, а провел время в мучительнейшем состоянии» (I, 371). К тому же из Саратова пришло письмо, разрешающее оставаться в Петербурге (I, 371; XIV, 200), и дело как будто устраивалось так, как о том задумывалось первоначально. Небольшая задержка – в штабе военно-учебных заведений просили отложить прошение до августа – не очень огорчала: вторую половину июня и весь июль он решил провести в Саратове у родителей.

Пока шла переписка с родителями и переговоры о месте в Дворянском полку, Чернышевский завершил все учебные дела. Кроме того, он взял на себя хлопоты о переводе своего двоюродного брата А. Пыпина из Казанского в Петербургский университет на 2-й курс отделения общей словесности философского факультета (в ту пору отделение переименовывалось в историко-филологический факультет). 15 июня Чернышевский отправился через Москву, где посетил Клиентовых, в Саратов; 26 числа «в 8 час. въехал в дом» (I, 381, 383).