Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

В Саратове время шло «довольно скучно, потому что нечего читать и нельзя почти писать – всё сидим вместе с маменькою» (1,385). «Милый братец мой Николенька, – писала ему из Петербурга Л. Н. Терсинская 25 июля 1850 г. – В настоящее время ты, верно, уже подумываешь об отъезде и тётенька снова огорчены. После тебя я, вообрази, ни одной строки новой не прочла, „Современник” у меня не был оттого, что как сказывал Василий Петрович, получающий этот журнал, потерял билет и не мог получить в своё время книгу».[510] Отчуждение, предсказанное Введенским, проявилось вполне. И только благодаря деликатности отца, почувствовавшего перемену в сыне, напряжённость отношений не выплёскивалась наружу. Ещё по дороге в Саратов Чернышевский «очень опасался за разговоры о деликатных предметах (религии, правительстве и т. д.)». «Папенька ни о чём не заговаривает, что мне весьма, весьма нравится, весьма, весьма», – с удовлетворением записывал он в саратовском дневнике в свой день рождения 12 июля (I, 385).

Уезжая из Саратова, Чернышевский, растрогавшись сценой прощания, готов был корить себя за «подлость, бесчувственность» по отношению к родителям. Он тотчас решил хлопотать о месте в Саратовской гимназии. Действительно, в Казани он неоднократно заходил в канцелярию учебного округа, но никого из начальства на месте не оказывалось, и он, не подав просьбы,[511] уехал в Петербург (I, 387–388). О том, что в дороге Чернышевский «был сначала невесел», писал в дневнике и А. Н. Пыпин, сопровождавший его в столицу.[512]

Во время пути Николай передавал Пыпину подробности об университете и профессорах, у которых тому предстояло учиться.

На два дня остановились в Нижнем Новгороде у М. И. Михайлова. «Он в самом деле порядочный человек», – писал Чернышевский о нём в дневнике по приезде в Петербург. У Пыпина находим больше подробностей об этом визите. Помимо воспоминаний Михайлова о петербургской жизни и об эротической её части, говорили «об университете, и о своих знакомых, товарищах, профессорах, обо всём. Наконец, разумеется, дошло и до политики: здесь опять толки». О содержании политических бесед семнадцатилетний Пыпин, которого больше интересовали литературные вопросы, ничего не сообщает. Но словом «разумеется» он лучше всего характеризует участников беседы: политические темы для них были обязательными, о литературе говорили только потом.

В ту встречу Михайлов читал гостям комедии «Тётушка», «Дежурство» и первую главу «из тогда ещё не оконченного романа или повести „Адам Адамыч”».[513] По всей вероятности, некоторые произведения Чернышевский взял с собой с поручением передать их А. А. Краевскому. Так, в первом (сентябрьском) письме к Михайлову Чернышевский сообщал, что «Тётушка» «была прочитана на вечере у Введенского и очень понравилась», но, как ему «сказали у Введенского», не будет пропущена цензурой, и потому Чернышевский не стал отдавать пьесу в «Отечественные записки».[514] В том же письме упомянуты ещё произведения Михайлова: перевод «Фауста»,[515] «Дневник уездной барышни»[516] и «Полково» (XIV, 208–209). В следующей корреспонденции (23 декабря) говорится об «Адаме Адамыче» и переводе Михайловым драмы Лессинга «Miss Sara Sampson» (XIV, 212).

В Москве путешественники побывали у Александры Григорьевны Клиентовой, и именно в эту встречу Чернышевский, увлечённый чуткой и внимательной собеседницей, пообещал посвятить ей первое, что напечатает (I, 389). Всю дорогу до столицы Николай «то рассказывал что-нибудь, то читал стихи, то опять начинал софизмировать». Посмеивались над попутчиками, «многие из которых, – писал Пыпин, – были субъекты очень любопытные, для которых нужно только Гоголя или кого-нибудь другого в его роде; Диккенс прекрасно бы обрисовал их». Пыпин смотрел в ту пору и на жизнь и на литературу глазами Чернышевского.

В Петербург прибыли 11 августа. Три дня спустя Чернышевский подал прошение в штаб военно-учебных заведений.[517] Однако чтение пробной лекции, обязательной для вновь вступающих на преподавательскую должность, назначили только на 13 сентября.