Нельзя сказать, чтобы в «Современнике» еще до статей Чернышевского Дружинин совершенно не встретил никакого сопротивления своим идеям. В 1851 г. И. Панаев писал в своих «Заметках Нового поэта о русской журналистике»: «Конечно, если бы редакция «Современника», надев на себя маску Иногороднего подписчика, вздумала бы с его бесцеремонностью и фамильярностью говорить о предметах, заслуживающих серьезного и делового обсуждения, это было бы не совсем ловко, и она могла бы на себя навлечь справедливое негодование людей, уважающих науку и искусство».[782]
Наступила размолвка, и Дружинин последующие два года печатал свои «Письма Иногороднего подписчика…» в «Библиотеке для чтения». В дневнике Дружинина этот эпизод расценен как «памятное предательство».[783] Кратковременная ссора в ту пору не оставила, однако, значительного следа в отношениях редакторов журнала к своему деятельному сотруднику. С конца 1851 г. он снова начал печататься в «Современнике», а в 1854 г. были возобновлены в журнале «Письма Иногороднего подписчика…», и Дружинин вновь получил возможность развивать здесь свои взгляды на литературу.Чернышевский, утверждавший общественную значимость искусства, сразу же определился как противник эстетической концепции Дружинина. Было еще невозможно открытое выступление против «самого важного и самого деятельного» сотрудника «Современника». Но на страницах этого же журнала Чернышевский уже в первых рецензиях, не называя Дружинина, повел решительное наступление на его позиции.
Внимание Чернышевского привлекло противодействие Дружинина «натуральной школе» Белинского. Школа эта, утверждал Иногородний подписчик, не верна действительности, потому что стремится к изображению отрицательных, теневых ее сторон. «Конечно, на свете много дурных людей и много пошлости, – писал он, – но поминутно гоняться за тем и другим, в ущерб утешительным сторонам, не значит ли принимать часть за целое, а ложь за истину?» И критик предлагает «не церемониться» с писателями, «силящимися довести гоголевское направление до его крайних пределов». За «рабское подражание» Гоголю сурово в 1853 г. осуждается Писемский («Комик»), Островский («Бедная невеста»), М. Михайлов («Скромная доля»). «Любителям всего кислого, – заявил Дружинин в том же году, – мы подставим веселость и умение быть счастливыми, труд сильный, но не крикливый, деятельность, приправленную способностью сживаться с жизнью. Для нас останется все утешительное и прекрасное в современной жизни».[784]
Этим эстетическим рекомендациям следовал в своем творчестве М. В. Авдеев. Рецензия Чернышевского на сочинения писателя была в числе первых выступлений критика-демократа против Дружинина. Анализ повести «Ясные дни» служил, по существу, опровержением тезиса о «примирении» искусства с действительностью. Чернышевский критиковал Авдеева за приукрашивание жизни помещиков-тунеядцев. «Идеализируйте их, – обращается он к писателю, имея в виду и дружининские декларации, – если у вас идеализирующий, примиряющий взгляд; и ваше дело будет правдивое, благородное дело, потому что в пошлом и ничтожном человеке будете учить нас любить человека. Но говорить нам: люби в этом человеке все, – нет! Это не дело истины и поэзии: это дело поверхностной, апатической, антипоэтической непроницательности» (II, 218).
Свою мысль критик развил в рецензии на пьесу Островского «Бедность не порок». Выступая против славянофильских увлечений Островского и А. Григорьева, Чернышевский в то же время полемизировал и с Дружининым.[785]
Возведение А. Григорьевым смысла пьес драматурга к примирительному идеалу «всеобщей любви»[786] было созвучно дружининскому отрицанию обличительного направления в литературе. Еще в 1852 г., после опубликования «Бедной невесты», Дружинин, сразу же отметивший обличительные тенденции пьесы, осудил «ревностное» подражание Гоголю. Критик предлагал писателю («хоть бы для шутки»!) отклониться от критического направления: «Пусть он даст одному из своих следующих произведений счастливый конец, выведет на сцену нескольких лиц, глядящих на жизнь с светлой, утешительной и разумной точки зрения, пусть он придаст лицам этим несколько благородных и хороших сторон», – только тогда он скажет «новое слово в словесности».[787]Обозревая творчество драматурга за годы после появления «Бедной невесты», Чернышевский усматривает постепенный отход Островского от принципов «натуральной школы». Усвоение ложной идеи «примирения» с жизнью привело в пьесе «Бедность не порок» к идеализации патриархально-купеческого быта – «приторное прикрашивание того, что не может и не должно быть прикрашиваемо» (II, 240). Как бы припоминая дружининские рекомендации, критик в 1854 г. показывает отрицательное их воздействие на творчество крупного художника.
Полемизировать печатно с Чернышевским Дружинин в 1854 г. не стал, он припомнит о выступлении Чернышевского в своей статье об Островском 1859 г.[788]