Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

В печатных выступлениях автор «Очерков» в 1856 г. не склонен был настаивать на своих расхождениях с Герценом, как он не настаивал на разногласиях и со славянофилами. «Можно и должно не соглашаться с почтенным автором в средствах к достижению, – писал он о Киреевском, – но нельзя не признаться: цель его – цель всех благомыслящих людей» (III, 86). В отношении к Герцену подобная позиция дополнялась особым уважением и признательностью к автору «Былого и дум». В целом воспоминания Герцена о Белинском воспринимались как источник, а отнюдь не как материал для полемики. «Очерки» тесно примыкали к герценовским мемуарам, образуя единство оценки Белинского. Мысль Герцена о том, что особенностью мировоззрения Белинского было «живое, меткое, оригинальное сочетание идей философских с революционными»,[889] нашла в «Очерках» Чернышевского применение и развитие. Условия цензуры не позволяли развернуть герценовскую формулу-характеристику открыто и прямо. Но и в этих условиях автору «Очерков» удалось воссоздать демократическое содержание деятельности великого критика, одушевленного служением «одной высокой идее – служению на пользу родной страны, служению во что бы то ни стало, без страха и лицеприятия».[890]

Кроме воспоминаний Герцена Чернышевский располагал еще одним мемуарным источником о Белинском – воспоминаниями некоего «г. А-а». В 6-й статье «Очерков», заключавшей характеристику начального периода освоения Белинским гегелевской философии, автор сделал в этой связи следующее примечание: «В настоящей статье мы пользовались воспоминаниями, которые сообщил нам один из ближайших друзей Белинского, г. А., и потому ручаемся за совершенную точность фактов, о которых упоминаем» (III, 210).

Принято считать, что «А» – это П. В. Анненков. Автором версии был А. Н. Пыпин, высказавшийся, однако, лишь предположительно. «Если не ошибаюсь, – читаем у него о Чернышевском, – немало он почерпнул из рассказов П. В. Анненкова».[891] В комментариях к «Очеркам» в «Полном собрании сочинений» это мнение получило окончательное закрепление – «без сомнения, Чернышевский говорит здесь о Павле Васильевиче Анненкове» (III, 802) – и долго с тех пор не пересматривалось. Между тем есть основание усомниться в правильности подобной расшифровки.

Примечание Чернышевского, которое цитировано нами неполностью, выглядит в рукописи так (в квадратных скобках приведены зачеркнутые Чернышевским места): «…В настоящей статье мы пользовались воспоминаниями, которые сообщил нам один из ближайших друзей Белинского, г. А. [Н-а] [Н.] [Н.], и потому мы уверены в совершенной точности фактов, о которых упоминаем. Мы надеемся, что интересные воспоминания г. [Н-а] А-а со временем сделаются известны нашей публике [и тогда читатели увидят, что настоящая статья представляет только развитие [мнений] [суждений, высказываемых г. Н] слов г. Н-а, которому приносим здесь искреннюю благодарность за ту помощь, которую он оказал – и тогда читатели, оценив их высокое] и спешим предупредить читателей, что тогда наши слова окажутся не более, как развитием его мыслей. [Мы приносим г. Н-у искреннейшую благодарность] За ту помощь, какую оказали нам его воспоминания при составлении настоящей статьи, мы обязаны принести здесь искреннейшую благодарность глубокоуважаемому нами г. А-у».[892]

Характер исправлений показывает, что первоначально имя автора воспоминаний было скрыто криптонимом «Н». И только в одном случае (в начале отрывка) Чернышевский поставил «А» не после зачеркнутых «Н», а впереди – потому просто, что здесь оказалось свободное место для исправления, как это хорошо видно по самой рукописи.

Итак, Чернышевский сомневался в выборе буквенного обозначения имени мемуариста, которое должно было пока остаться неизвестным. Если бы Чернышевский хотел указать на Анненкова, подобное колебание вряд ли имело бы место. В расчет должны быть приняты и такие соображения.

О Белинском Анненков писал в воспоминаниях, известных под названием «Замечательное десятилетие. 1838–1848». Из творческой истории этого текста известно, что к мемуарам Анненков приступил осенью 1875 г. и лишь одна из глав (XXV – спор между Герценом, Кетчером и Грановским в 1845 г.), возможно, набрасывалась в 1870 г. в связи с известием о смерти Герцена.[893] Предположение, будто еще в 1856 г. существовали какие-то «разбросанные заметки», опирается между тем на примечание Чернышевского в 6-й статье «Очерков»,[894] тогда как содержание воспоминаний о Белинском явно указывает на более позднее их происхождение (например, ссылки на мемуары Панаева 1861 г.[895]). К тому же Чернышевский, сколько можно судить по его примечанию, пользовался не отрывочными записями и не устными рассказами, а вполне законченным текстом воспоминаний, которые «со временем сделаются известны». Не мог Чернышевский иметь в виду и рукописи книги Анненкова о Станкевиче:[896] она не являлась воспоминаниями.