Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Отзыв о «третьем» в рецензии не был отрицательным, но он все же свидетельствовал о сомнении в правильности развития его дарования («некоторые благородные качества таланта», «можно еще не оставлять надежды»). При самолюбии Толстого эти строки могли быть восприняты бурно и вызвать нежелательную для журнала реакцию. Возникали и другие неловкости. Намек на «поэта» – редактора журнала – был явно неуместен. «Читатели, конечно, не могут ожидать, чтобы „Современник” представил подробное суждение о „Стихотворениях” одного из своих редакторов», – писал, например, Чернышевский в кратком отзыве о некрасовском сборнике 1856 г. (III, 615). Наконец, из участников «обязательного соглашения» указывались только двое, что было неэтичным по отношению к двум другим и могло вызвать едкие комментарии в журналах. Читавший корректуру Панаев, вероятно, первым обратил внимание на эти издержки, и Чернышевский вычеркнул рассуждение о неназванных писателях.[1026]

Спустя месяц (в ноябре) в «Современнике» появилась написанная, возможно Чернышевским, краткая заметка, обещающая специальную рецензию на сочинения Толстого.[1027] На наш взгляд, объявление преследовало тактические цели: в ноябрьской книжке «Отечественных записок» печаталась статья Дудышкина о Толстом, и «Современник» намеревался учесть этот отзыв, чтобы при необходимости можно было защитить своего «обязательного» сотрудника.

Последний в 1856 г. номер «Современника» вышел в свет 4 декабря. На следующий день Чернышевский сообщал Некрасову: «В „Критике” – конец моих „Очерков”, и моя статейка о „Детстве”, „Отрочестве” и „Военных рассказах” Толстого, написанная так, что, конечно, понравится ему, не слишком нарушая в то же время и истину» (XIV, 329–330). Статья – важнейшее звено во взаимоотношениях Чернышевского и Толстого, и она должна быть рассмотрена особо, всесторонне, в том числе с учетом приведенной автором статьи самохарактеристики.

Чернышевский печатает статью после того, как о Толстом высказались главные конкуренты «Современника» в Петербурге – «Библиотека для чтения» и «Отечественные записки». С обобщенного суждения об этих отзывах он и начинает свой разбор творчества писателя.

Едва ли не общим местом в критике стало указание на «чрезвычайную наблюдательность, тонкий анализ душевных движений, отчетливость и поэзию в картинах природы, изящную простоту» (III, 421). Действительно, Дружинин, например, указывал: «Зорко подмечает он все мельчайшие поэтические подробности внешнего и внутреннего мира».[1028] В рассказах Толстого «нет действия, а есть картины и портреты», – писал Дудышкин.[1029] Е. Я. Колбасин в рецензии на сборник «Для легкого чтения» (СПб., 1856), где напечатан рассказ «Записки маркера», замечал: «Великий процесс развития ума и тела, физики и души – передан автором с анатомической верностью. У него обозначены мастерски даже те переходные пункты, то переходное состояние, которое даже в физическом человеке очень часто ускользает от заботливого глаза, а тут смело и отчетливо выставлено <… > как бы точнее выразиться? духовное расширение человека. Задача страшно трудная!»[1030] – почти «предчернышевское» проникновение в природу толстовского мастерства.[1031] Но то, что у предшественников Чернышевского не поддавалось терминологическому обозначению, получило в статье его точное и глубокое определение: «диалектика души» (III, 423). С этой особенностью психологического мастерства критик связывает «чистоту нравственного чувства», которое сохранилось «во всей юношеской непосредственности и свежести» и «придает поэзии особенную – трогательную и грациозную – очаровательность» (III, 427, 428). Чернышевский не отвергает все прежние характеристики дарования Толстого, предложенные другими критиками. Он лишь углубляет их, терминологически уточняя.