Своим оппонентам (и Толстому) Чернышевский показал, что так называемая «дидактическая» критика, адептом которой он стараниями Дружинина признан повсеместно, вполне способна, вопреки установившемуся мнению, на эстетический разбор художественных произведений. Только такой аспект критической оценки мог вызвать сочувствие Толстого. Потому-то Чернышевский заранее успокаивал Некрасова: статья «конечно, понравится» Толстому, Чернышевский на первое место ставит редакционную политику Некрасова, всемерно укрепляя заключенное с Толстым «обязательное соглашение».
Статья появилась в момент, когда редакции «Современника» стали известны высказываемые Толстым и разжигаемые Дружининым сожаления по поводу вступления в «обязательное соглашение». Так, еще 21 сентября Толстой сообщал Дружинину, что не впервые «раскаивался В этом поспешном условии с „Современником”».[1034]
Вскоре скептические взгляды Толстого на «обязательное соглашение» стали известны Тургеневу[1035] и Некрасову.[1036] В Петербурге Панаев и Чернышевский наверняка знали о них раньше. Доброжелательная статья, как мог надеяться на то Чернышевский, одна могла притушить активные действия Толстого против только что объявленной литературной коалиции. Это было правильно рассчитанное действие редакции, стремящейся сохранить условия «обязательного соглашения». Имея в виду редакционно-дипломатические способности Чернышевского, Некрасов писал Тургеневу 25 ноября 1856 г.: «Чернышевский просто молодец, помяни мое слово, что это будущий русский журналист, почище меня, грешного, и т. п.».[1037] В случае с Толстым Чернышевский вполне оправдывал надежды Некрасова. Ведь Некрасову более чем кому-либо было известно, что далеко не личными симпатиями обусловлена статья Чернышевского о Толстом.Слова Чернышевского «не слишком нарушая в то же время и истину» не представляют загадки: автор «Детства», «Отрочества» и «Военных рассказов» действительно талантлив и вполне заслуживал содержащегося в статье высокого отзыва. Однако есть в этих словах, как и в статье в целом, еще один – скрытый – смысл. Ограничиваясь эстетическим анализом сочинений Толстого, критик как бы указывал на непригодность рассматриваемых сочинений для разбора с точки зрения их общественного значения. Между тем, по мысли Чернышевского, только такой критерий является истинным делом критики. Эта мысль пронизывает все значительные статьи Чернышевского, помещенные в той же декабрьской книжке «Современника». В 9-й статье «Очерков гоголевского периода русской литературы», напечатанной рядом со статьей о Толстом, их автор, завершая свой историко-литературный труд выписками из сочинений Белинского, с особой силой подчеркнул жизненность «так называемого отрицательного направления» (III, 292). В качестве важнейших принципов литературных суждений выдвигалось «понятие об отношениях литературы к обществу и занимающим его вопросам» (III, 298). «Во всех отраслях человеческой деятельности, – предупреждающе писал он в „Очерках” как бы в дополнение к рассуждениям о. сочинениях Толстого, – только те направления достигают блестящего развития, которые находятся в живой связи с потребностями общества. То, что не имеет корней в почве жизни, остается вяло и бледно, не только не приобретает исторического значения, но и само по себе, без отношения к действию на общество, бывает ничтожно» (III, 299). В связь с общим ходом размышлений критика включены также подытоживающие литературный год слова Чернышевского из «Заметок о журналах» за декабрь 1856 г.: «Всякая живая мысль, всякое дельное слово принималось публикою с горячим одобрением, эта симпатия должна была действовать и на литературу, – и, действительно, литература старалась оправдать требования и надежды публики; с справедливою гордостью может она сказать, что в истекающем году была, хотя до некоторой степени, достойна ее внимания» (III, 724). По развиваемой критиком логике сочинения Толстого не всегда оправдывали требования и надежды современного читателя. В статье о Толстом прямо заявлено, как бы и не в укор автору, что писателя не занимали картины «влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры» (III, 422–423).