Сколько можно судить по некоторым, весьма скупым данным, Островский уже на первоначальном этапе сближения с «Современником» относился к соглашению с известным скепсисом. Так, сообщая об «окончательном» «с сентября месяца» переходе писателя «под знамя „Современника”» с обещанием «кроме этого журнала, нигде не печататься», М. И. Семевский, постоянно общавшийся с Островским после возвращения писателя из столицы, в доверительном письме к Г. Е. Благосветлову от 5 марта 1856 г. прибавлял: «<…> мне сказано это под секретом. <…> Условия же этого оригинального трактата я вам потому не рассказываю, что все это еще буки: „улита едет, да коли-то будет!”».[1069]
Не случайно переход в журнал Некрасова трактовался иными современниками исключительно материальными причинами.[1070] Однако, конечно, не только денежные соображения руководили писателем. По замечанию биографа, особенно важным, как показала дальнейшая судьба Островского, было сближение с Некрасовым.[1071]Со времени своего выступления в «Современнике» по поводу пьесы «Бедность не порок» Чернышевский ни в чем существенном мнения о творчестве драматурга не изменил. А личное их знакомство, состоявшееся, вероятно, в марте 1855 г. у Краевского,[1072]
не перешло в сближение.Приватно высказываемые Чернышевским суждения об Островском не были лестными для писателя. Так, в письме к Некрасову от 24 сентября 1856 г. Чернышевский, поднимая настроение поэту («рано скучать жизнью»), впавшему в пессимизм по поводу своей болезни, прибавлял: «Да, наконец, право, и для того одного уж стоит пожить на свете как можно дольше, чтобы смотреть на трагикомедию, которая в нем совершается. Чем-то кончит Наполеон? Выйдет ли, наконец, что-нибудь путное из испанцев и русских? Какова-то будет повесть, которую пишет Островский? – Предметы очень любопытные» (XIV, 317). В письме к Тургеневу от 7 января 1857 г. Чернышевский не ограничивается упоминанием об одном Толстом, «мальчишке по взгляду на жизнь», но намеренно соединяет имя Толстого с Островским на основе характеристики их мировоззрения: «Не берусь защищать ни Толстого, ни Островского», «Вы не какой-нибудь Островский или Толстой, – Вы наша честь», – пишет он там же (XIV, 333, 334). Сообщая Некрасову о составе февральской книжки «Современника» за 1857 г., Чернышевский замечает: «Комедия Островского „Праздничный сон до обеда” – достоинством равная его пьесе в „Р<усском> вестнике” (заглавие которой я забыл, – но Вы ее помните[1073]
) – то есть талант виден в ведении разговора, языке и т. п., но сама пьеса ничтожна, – но все-таки, слава богу, что она поместилась в 2 № (кстати: Остр<овский> отдал в „Р<усскую> беседу” (по условию контракта) драму „Минин и Пожарский” – воображаю, что это поразительная нескладица, хотя иные из слышавших ее в Москве и говорят, что это удивительно хорошо. – Остр<овско>му ли, с его понятиями и его знанием старины, написать драму из XVII века?)» (XIV, 339–340). Наконец в апреле 1857 г. в письме к А. С. Зеленому находим отзыв о «Доходном месте»: «В художественном отношении очень плоха, – от этого человека, кажется уже нечего ждать» (XIV, 343). «Верх нелепости в художественном отношении» – из письма, отосланного Тургеневу в апреле – мае того же года (XIV, 345).