Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Из участников «обязательного соглашения» наиболее лояльно к Чернышевскому в ту пору после Тургенева был настроен Григорович. После истории со «Школой гостеприимства» он менял свои отношения к автору «Очерков гоголевского периода русской литературы» по мере того, как углублялись его собственные разногласия с Дружининым. Дружининская интерпретация наследия Белинского не совпадала с убеждениями Григоровича, буквально преклонявшегося перед памятью великого критика. Несмотря на тесные дружеские контакты с членами кружка Дружинина («никого так не люблю, ни к кому так не привязан[1077]), он уже летом 1856 г. скептически воспринимает попытки противопоставить идеям Белинского теорию «артистического» искусства. «Григорович здесь, не мог выжить с Дружининым до конца лета, – сообщал Д. Я. Колбасин Тургеневу в августе, – говорит, не знаю, правда ли, что сей благодушный господин заморил его своим дидактическим тоном и нападками на Белинского и вообще на все направление литературное».[1078] О том же писал Некрасову и Чернышевский, ссылаясь на высказывания самого Григоровича и даже цитируя его: «Григорович, по его словам, не написал ничего, живши у Дружи<ни>на, потому что Дружинин возмущал и расстраивал его своими нападениями на „тенденции, которыми заразилась литература от Белинского”» (XIV, 311). Из этой записи можно заключить, что в конце лета 1856 г. между Чернышевским и Григоровичем состоялись беседы на самые животрепещущие литературные темы. Не случайно Е. Я. Колбасин сообщал Тургеневу 31 августа: «Григорович в восторге от Чернышевского».[1079] Вероятно, тогда же Григорович назвался Чернышевскому «учеником Белинского» (XIV, 320; III, 223) и тогда же – вряд ли это можно считать простой случайностью – Чернышевский выступил с подробным доброжелательным разбором «Переселенцев» в «Заметках о журналах» за август 1856 г. Это было время наибольшей, не повторившейся в позднейшие годы взаимной симпатии, крепившейся на дорогом для обоих имени Белинского и, конечно, на демократических тенденциях автора «Антона-Горемыки» и «Рыбаков».

Творчеству писателя Чернышевский обещал посвятить особую статью (намерение осталось невыполненным), но и в предложенном читателям «Современника» обзоре указаны основные черты таланта Григоровича, определены причины успеха его произведений. Чернышевский не оригинален в выводах, почти дословно повторяя Белинского. Оба критика отмечают у Григоровича «симпатию и любовь к простому народу»[1080] – «силен потому, что знает и любит народ», – пишет Чернышевский (III, 690), оба фиксируют глубокую верность действительности[1081] – «крестьянский быт описывался верно, без прикрас» (III, 692), подчеркивается обращение писателя к крестьянской теме «по влечению собственной натуры» (III, 693) – «все, что есть и бывает, принадлежит ему, равно как и выбор из всего этого».[1082] В этом созвучии с Белинским заключена важная мысль: автор «Рыбаков» и «Переселенцев», не известных Белинскому произведений, не изменил направлению, поддержанному великим критиком. И это направление выделяет Григоровича из массы его эпигонов, подражателей, «славолюбивых соперников», щеголяющих знакомством (в итоге поверхностным) с народным бытом и языком.

Роман «Переселенцы» дал критику возможность задеть пока еще запретную для печати тему освобождения крестьян. Чернышевский сделал это мастерски, умело обойдя цензуру. Помещики Белицыны сочувственно относятся к крестьянам и по мере своих сил облегчают их быт. Но роман написан не ради этой идиллии, которая ныне, замечает критик, может подать повод к спорам. Он просит читателей обратить внимание на слова, с которых начинается монолог Белицыной: «…Если уж существует наше положение – положение помещика, оно налагает на нас, помещиков, обязанности <…> строгие, святые обязанности <…>» Чернышевский подчеркивает слова «Если уж существует наше положение» и комментирует их так: «Она говорит не о своих идеалах, а только о своих обязанностях при настоящем положении; но как она думает об этом положении, она того не говорит, и, по всей вероятности, у ней есть об этом свои мысли, и, быть может, мысли, не оставляющие места никаким спорам» (III, 696). Иными словами, автор романа понимает, что подлинное улучшение положения крестьян возможно только при отмене крепостного права, и эта позиция писателя, по тем условиям глубоко понимающего проблему, близка критику.