Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Подхватывая установленный Некрасовым тон, Чернышевский в майском обозрении журналов дополнительно прояснил отношения «Современника» к славянофильскому журналу. Имелись в виду прежде всего антикрепостнические настроения славянофилов, когда он писал, что в их печатном органе «Современник» желал бы иметь «союзника по убеждениям, сподвижника в общем деле»: «Согласие в сущности стремлений так сильно, что спор возможен только об отвлеченных и потому туманных вопросах. Как скоро речь переносится на твердую почву действительности, касается чего-нибудь практического в науке или в жизни, коренному разногласию нет места; возможны только случайные ошибки с той или другой стороны, от которых и та и другая сторона с радостью откажется, как скоро кем-нибудь из чьих бы то ни было рядов будет высказано более здравое решение, потому что тут нет разъединения между образованными русскими людьми» (III, 650, 651–652). «Отвлеченными», «туманными» Чернышевский называл религиозно-философские вопросы. Это – «теоретические вопросы», «ведя спор о которых (насколько возможен у нас спор о них), можно и должно у нас не разрывать рук, соединяемых в дружеское пожатие согласием относительно вопросов, существенно важных в настоящее время для нашей родины» (III, 652). Чернышевский советует даже изменить название «славянофилы»: нынче все разделяют симпатии к славянским племенам, и они «не есть существенное начало в убеждениях целой школы, называемой этим именем» (III, 651).

Рука, протянутая «Русской беседе» «Современником», была едва ли не единственной в ту пору. Так, предложенная славянофилами трактовка проблемы народности в науке, встреченная буквально шквальной критикой в «Московских ведомостях», „Русском вестнике”, «Отечественных записках», одним Чернышевским рассматривалась тактично, с полным уважением к ее авторам. Не отрицая полностью аргументацию противников «Русской беседы» («в этом случае мнения, выраженные „Русским вестником” кажутся нам совершенно справедливыми» – III, 651), Чернышевский полемизировал таким образом, чтобы выделить общие со славянофилами черты. Чичерин, ведущий в «Русском вестнике» спор с непримиримых позиций, принял на себя роль бескомпромиссного судьи, подмечающего ошибочные, слабые стороны в воззрении славянофилов, Чернышевский же на первый план выставляет сильные их стороны, сближающие деятелей «Русской беседы» с передовой общественной мыслью России.

В статье «Два слова о народности в науке» Ю. Ф. Самарин выдвинул тезис о необходимости внесения русского воззрения в науку. Он утверждал, что католик лучше постигнет католицизм, протестант – реформацию, русский – явления русской жизни. «Можно ли отрицать, – писал Самарин, – что русскому, потому что он русский, и в этой мере, в какой он русский, дух нашей истории, мотивы нашей поэзии, весь ход и все настроение народной жизни откроется яснее и полнее, чем французу».[1181] Ошибочность подобной мысли не подлежит сомнению, и Чичерин совершенно справедливо отвергает ее. «…Если бы действительно такое ближайшее, национальное сродство мысли с предметом было необходимо для полного его понимания, то наука находилась бы в несчастном положении. В самом деле, каким образом нам, европейцам, – резонно замечал Чичерин, – уразуметь значение не только народов восточных, но и греко-римского мира, от которого нас отделяет целая бездна?» Публицист «Русского вестника» упрекает Самарина в смешении «религиозного воззрения с народным»: «везде народность в науке представится нам синонимом исключительности, односторонности, а потому и лжи».[1182] Выводы правильны, но произнесены они резким поучительным тоном, исключающим возможность диалога.