Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Надеясь на понимание сотрудниками «Русской беседы» призывов «Современника» к единству в главных пунктах общего дела,[1185] Чернышевский указал на публикацию, препятствующую, по его мнению, взаимопониманию – статью Т. И. Филиппова о пьесе A.Н. Островского «Не так живи, как хочется». Славянофильский критик утверждал, что драматург сделал великий шаг от приверженности к «натуральному направлению» («Свои люди – сочтемся») к созданию «чисто народных комических лиц» («Не так живи, как хочется»). «Народность» Островского противопоставлена влияниям Запада с его «странными учениями, которые имели своею целию совершенно ниспровергнуть весь прежний нравственный и общественный порядок» (намек на революционные события 1848 г.). Эти «странные учения» отрицательно сказались на западноевропейской литературе. С именем Ж. Занд, например, «связано столько зла, что говорить о ее достоинствах приходится с большой осторожностью», она – выразительница «европейского неверия». «Запад и у нас, – писал Филиппов, – посеял много злого, пошатнул в нашем сознании немало нравственных начал: это необходимые следствия наших неосторожных с ним сближений, чуждых всякой осмотрительности и разбора». «Натуральное направление» в русской литературе, возглавляемое «суровым критиком» (Белинским), – результат излишнего доверия к Западу. Однако в русской литературе есть силы противостоять гибельным воздействиям. «Крепость христианского семейного начала есть отличительная черта нашего народного быта», и, опираясь на эту идею, Островский создал поистине народное произведение. Критик считает, что источником творческого успеха автора пьесы явилась народная песня о горькой доле женщины в семье мужа. «Что же делает в этом положении русская женщина, оскорбленная, как показывает песня, во всех своих правах, во всех самых естественных чувствах? Восстает ли она против ниспосланной судьбы? Нет! тени этого намерения не видно в песне», – с удовлетворением отмечает критик. Женщина поступает так, как советует ей брат: «Потерпи, сестрица! потерпи, родная!» – «Сколько в этих словах любви! Какой честный, нельстивый, исполненный истинного и прозорливого участия совет!» И Филиппов связывает «глубину воззрения» Островского с формулируемым в статье тезисом: «Пошлется счастие – благодари, пошлется горе – терпи. Вот все правила для устройства обстоятельств нашей жизни».[1186] Весь строй подобных рассуждений, отсталых и реакционных по существу, Чернышевским решительно отрицался, и он сделал попытку отторгнуть выражаемую Филипповым концепцию «русского воззрения» от общего направления «Русской беседы»: эта «крайность, в которую неосторожно вовлек он «Русскую беседу», служит доказательством, что новый журнал должен точнее и строже определить границы своего направления». Союз «лучших участников» журнала с Филипповым «ненатурален», «Русской беседе» «предстоит внутренняя борьба для сохранения в литературе места, которое назначается ей ожиданиями публики» (III, 652–653). К «истинным славянофилам» Чернышевский относил Кошелева, Аксаковых, Самарина, Черкасского, о которых сказано, что «они принадлежат к числу образованнейших, благороднейших и даровитейших людей в русском обществе»[1187] (III, 652, 659).

Конечно, Чернышевский понимал, что статья Филиппова не была простой случайностью, и публицист «Современника» намеренно подталкивал славянофилов к прояснению позиции каждого из участников журнала, на титульной обложке которого стояли имена А. Кошелева и Т. Филиппова.[1188]