Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Чернышевский иначе ведет разбор суждений Самарина, подходя к выяснению понятия «народность в науке» с другой, нежели Чичерин, стороны. Цитируемые Чичериным места даже не упоминаются, а приводится отрывок, из которого следует, что для народности в науке автор «Русской беседы» требует тех же прав, какие уже даны ей, например, в искусстве. «Русская изящная литература стала народна настолько, насколько позволяют ей обстоятельства, и если в ней есть недостатки, то уже, конечно, не от подражания Западу, а от влияния совершенно других обстоятельств, чуждых намерению и желанию писателей. В этом случае славянофилы, кажется, согласны с нами», – резюмирует Чернышевский (III, 654). И коль скоро Самарин мерою народности в науке принимает степень влияния народности на литературу, то он должен быть последователен в своих логических рассуждениях и признать, что желание народности в науке – это прежде всего требование от науки изучать «те или иные предметы», соразмеряемые «со степенью важности, какую имеют эти предметы в народной жизни». Отвлеченные размышления славянофила Чернышевский переводит на почву конкретной общественной жизни, и тогда оказывается, что «главным основанием различия в ученом воззрении бывает степень общего образования, на которой стоит автор, а не народность его, партия (ученая или политическая), к которой он принадлежит, а не язык, которым он говорит» (III, 656).

В этой части своего обзора Чернышевский упоминает также К. Аксакова, автора статьи «О русском воззрении», опубликованной в той же книжке «Русской беседы». «Разве воззрение народное исключает воззрение общечеловеческое? напротив», – заявлял К. Аксаков.[1183] Такая постановка вопроса, подчеркивает Чернышевский, отличается от «русского воззрения», пропагандируемого людьми «малообразованными» – Чернышевский намекает на требование для России национальной исключительности. «Убеждения существенно одинаковы во всех странах при одинаковой степени образованности и при одинаковом благородстве характера <…> и мы решительно не знаем, – пишет Чернышевский, – чем может отличаться воззрение г. К. Аксакова или г. Самарина от воззрения, какое имеет каждый ставший в уровень с веком человек, какой бы нации он ни принадлежал». Если славянофилы ныне «заботятся о введении в науку русского народного воззрения, между тем как другие думают только о том, чтобы развивать свое воззрение сообразно настоящему положению науки. Но что ж делать! у каждого из нас есть свои любимые заботы, желания, если угодно мечты <…> В этом отношении нужно соблюдать взаимную терпимость<…>» (III, 656). Требования «народности в науке» сведены Чернышевским к расхождениям, вполне решаемым при «взаимной терпимости». Защищаемое славянофилами убеждение «не может для нас служить поводом к серьезному разногласию» (III, 658). Им остается лишь «доказать самим делом, что при помощи заботы о «народности воззрения» русскому ученому легче двинуть вперед общечеловеческую науку, нежели при помощи обыкновенного метода и обычных ученых средств» (III, 657).[1184]