Отмечена Чернышевским и статья П. Р-на «Об устройстве земледельческого сословия в Австрии», которая «чрезвычайно интересна по предмету, но суха и отчасти темна по изложению» (IV, 731). Цитируя одного из немецких экономистов, автор статьи пишет в заключение: «Узаконения об освобождении земледелия составляют самую блестящую черту между множеством других, ознаменовавших период времени от 1848 года, в отношении к вещественному развитию Австрии».[1206]
«Освобождение земледелия» – острейшая русская проблема.«Важно по множеству новых фактов, извлеченных из рукописных источников, сочинение г. Попова „История возмущения Стеньки Разина”» (IV, 731).[1207]
Автор излагает официальную версию о воровской шайке, но сообщение неизвестных ранее подробностей и само напоминание о знаменитом крестьянском восстании значительно. В рукописи у Чернышевского отмечалось, что автор ограничивается изложением сведений, «не считая нужным объяснять внутренних причин рассказываемого события, характер которого остается темным и после его подробного рассказа» (IV, 961). Однако Чернышевский (или цензор в корректуре) вычеркнул фразу, ввиду ее явного неудобства для цензуры.Общественно-критический пафос рецензируемой Чернышевским книжки «Русской беседы» поддержан и опубликованной здесь пьесой Островского «Доходное место». Она упомянута рядом с «прекрасными статьями г. Самарина» (IV, 731) – у Самарина политический очерк бюрократическо-крепостнического порядка Пруссии, в пьесе Островского – художественно-нравственное изображение характера русского чиновника, ищущего «доходного места», кормления. Тема «кормления» задета Чернышевским в связи со статьей Самарина «Несколько слов по поводу исторических трудов г. Чичерина». Самарин по-славянофильски утверждает, что «у народа свой взгляд на суд не как на кормление».[1208]
Чернышевский же проблему «кормления» связывал с общим государственным устройством крепостнической России (см.: IV, 731). Критика взглядов Самарина ведется осторожно, умеренно и тактично. Чернышевскому уже была известна позиция славянофилов по самому актуальному из обсуждаемых общественных вопросов – вопросу о сельской общине, и он пока не склонен вступать в полемику, как бы предлагая «Русской беседе» ту же тактику ровного, спокойного обсуждения. Не случайно в цитируемом журнальном обзоре он подсказывает славянофилам точки соприкосновения в этом важном деле. Он пространно пишет здесь о «язве пролетариата» как отрицательном явлении в экономической жизни Западной Европы. Избежать этого зла можно, полагает Чернышевский, только при «общинном возделывании земли с помощью улучшенных машин», а на заводах и фабриках – «переходом фабричных и заводских предприятий в общинное достояние компании всех работающих на этой фабрике, на этом заводе» (IV, 726, 729). Чернышевский призывает славянофилов не к отвлеченным теоретическим суждениям по поводу общины и ее истории. Мы «уверены в здравом смысле русского племени, мало расположенного к отвлеченным фантазиям» (IV, 728). Чернышевский советует славянофилам, защитникам общинного устройства, сойти с исторической и теоретической точки зрения на конкретно-социальную, связать вопрос об общине с вопросом об отмене крепостного права. Вот почему вплоть до середины 1857 г. он почти не касался статей славянофилов об общине, хотя печатались они едва ли не в каждом томе «Русской беседы». Так, в первом же номере журнала за 1856 г. напечатана обширная статья И. Д. Беляева «Обзор исторического развития сельской общины в России. Соч. Б. Чичерина».[1209] Здесь же А. И. Кошелевым (с опорой на «строго ученый ответ г. Беляева») изложены основные принципы, отстаиваемые славянофилами: 1) наша община не патриархальная, не родовая, не государственная, а по преимуществу товарищеская, мирская. «Она не устроена правительством, а образовалась из самого быта русских людей; правительство же только мудро воспользовалось тем, что уже существовало в правах и обычаях народа»; 2) русская община имеет свои особенности, вытекающие из русской истории, но в главных чертах она «тождественна с общинами других славянских земель»; 3) она «резко отличается от западных германских и прочих общин»; 4) «настоящее устройство сельской общины вышло не из сословных обязанностей, наложенных на земледельцев с конца XVI века, не из прикрепления их к местам жительства и не из разложения податей на души, а из тысячелетней жизни русского народа и государства».[1210] В другой статье И. Беляева «Еще раз о сельской общине» весь пафос сводится к защите общины ради цели чисто славянофильской: «В нашей исторической литературе много уже перебывало разных отрицателей и порицателей всего, относящегося до древней России».[1211] В тех же целях профессором Н. И. Крыловым подвергнуты критике суждения Чичерина, высказанные в его диссертации «Областные учреждения России в XVII в.».[1212] Н. И. Крылов и А. И. Кошелев выступали со статьями о сельской общине и в 1857 г.