Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Об истории русского общинного владения землей Чернышевский судил иначе. Он не соглашался с Чичериным, доказывавшим «государственное» происхождение общины. Она возникла в древности, но не только в славянских землях, как полагали славянофилы. Эта форма экономического общежития была свойственна также древним племенам Западной Европы. И все же при всех несогласиях со славянофилами их учение «гуманнее и полезнее для нашего развития, нежели мнения многих из западников, именно всех тех, которые воображают, что, например, Англия и Франция в настоящее время – очень счастливые земли, и, восхищаясь их благоденствием, часто невпопад превозносят именно то, что в этих странах очень дурно – например, страшное развитие искусственных потребностей и роскоши». Свое рассуждение (оно содержится в апрельском обзоре журналов за 1857 г.) Чернышевский заканчивает решительным выводом, обращенным к «Русской беседе»: «И если уж выбирать между ними и славянофилами, то, конечно, надобно отдать предпочтение славянофилам» (IV, 737). Представив мнение одного из западников (из числа сотрудников «Экономического указателя»), отстаивавшего перспективы частной собственности, Чернышевский встает на сторону славянофилов, ратующих за общину, – «об этом вопросе славянофилы, как нам кажется, думают основательнее, нежели большая часть людей, готовых подсмеиваться над промахами и пристрастиями славянофилов», «все теоретические заблуждения, все фантастические увлечения славянофилов с избытком вознаграждаются уже одним убеждением их, что общинное устройство наших сел должно остаться неприкосновенным при всех переменах в экономических отношениях» (IV, 759, 760).

Новая инициатива Чернышевского была замечена, но поддержки не получила. Обозреватель литературной газеты «Молва», созданной славянофилами «для ведения мелкой войны»,[1213] позицию «Современника» оценила таким образом: «Мужество отозваться о славянофилах иначе, чем другие журналы, с большим сочувствием, хотя с таким же непониманием их начал», «но не можем не улыбаться, видя это торопливое и несколько смешанное со страхом старание „Современника”, чтоб не приняли похвал его за что-то серьезное».[1214] В передовой статье того же номера газеты воинственно объявлялось: «Никаких уступок в своих убеждениях ради сближения быть не должно»[1215] – с таким лозунгом ни о какой солидарности с кем бы то ни было не могло идти и речи. Вскоре сотрудники «Молвы» перешли даже на личности, нарушая элементарные правила журнальной полемики. Явно намекая на Чернышевского и Панаева, редактировавших «Современник» в отсутствие Некрасова, автор «Слухов и толков» выразил опасение, «как бы литературные commis, которым необходимо было доверить управление журнальными делами, не перешли предел своих инструкций, и чтоб хозяева по возвращении не принуждены были оговариваться и отступаться от того, что было сказано печатно во время их отсутствия».[1216] Было над чем язвить противникам «Современника». Называя выступления Чернышевского «панегириком славянофилам, пропитанным тончайшим ароматом лести», обозреватель «Санкт-Петербургских ведомостей», не вдаваясь в суть дела и захлебываясь возможностью уличить конкурента в отступничестве от западников, писал: «Молва» «изобличает „Современник” в неискренности и с презрением отвертывается от руки, протянутой им славянофильству. Выходит, что этот журнал от своих отстал, к чужим не пристал, да и голову еще вымыли порядком: вот всегдашняя расплата за подобные уступки им, вернее, за подобные проступки. И какую несчастную минуту выбрал „Современник” для своего миролюбивого движения! минуту, когда все славянофилы обуреваются воинственным пылом, когда они хотят бороться, драться, – жаждут схваток, рукопашного боя, – требуют, бурно и неукротимо требуют – „беспощадной борьбы!”».[1217]