Цитированное письмо к Михайлову было самым последним пространным упоминанием о Лободовском. Об их отношениях в 1850-е годы известно мало. Мы не знаем, переписывались ли они в то время, когда Чернышевский учительствовал в Саратове. Из времени их жизни в Петербурге, где Лободовский по рекомендации Введенского преподавал во 2-м кадетском корпусе русскую словесность с 29 августа 1852 г. по 10 мая 1857 г., знаем лишь об участии жены Чернышевского в крещении детей Лободовского. Последующие годы Лободовский провёл в Сибирском кадетском корпусе. После преобразования корпуса в С.-Петербургскую военную гимназию он продолжал служить в том же заведении штатным преподавателем. Его «Бытовые очерки» сохранили немало подробностей из биографии педагога-идеалиста, мечтавшего об «исправлении общественной нравственности».[405]
Лободовский вышел в отставку в чине статского советника и умер 20 февраля 1900 г.[406]Известно лишь одно письмо Лободовского к Чернышевскому от 27 мая 1862 г., посланное из Омска. Он предлагал редакции «Современника» свою статью-воспоминания о семинарском быте, путешествии по России, об университете, его преподавателях и питомцах.[407]
Вероятно, это были материалы, опубликованные впоследствии под названием «Бытовые очерки». Статья в «Современнике» не появилась (журнал был приостановлен на восемь месяцев в июне 1862 г.), ответ Чернышевского неизвестен.12. Литературные опыты
Знакомство с Лободовским, Надеждой Егоровной, петербургские впечатления послужили для Чернышевского своеобразным материалом при обдумывании первых беллетристических произведений. Уже в декабре 1847 г., будучи на втором курсе университета, он пишет отцу: «Некоторые из моих приятелей подвизаются на литературном поприще, на котором скоро может быть явлюсь и я (впрочем, это будет зависеть от обстоятельств)» (XIV, 142–143). Нужно думать, не только желанием не отстать от пишущих для журналов университетских товарищей продиктованы цитированные строки из письма. Ощутимо сказывалась внутренняя потребность к писательству, властно влекущая, ищущая выхода. В связи с этим характерна дневниковая запись от 22 октября 1848 г. В этот день одна из знакомых Терсинских, некая Катерина Федотовна, показавшаяся Чернышевскому «самым пошлым, гадким, надутым существом в самом гадком роде», «настоящая гоголевская дама», рассказывала о влюбившемся в неё студенте, исключённом из университета. «Этот рассказ её стоит того, чтобы быть записану; пустое, гадкое, самолюбивое, мерзкое, с своими притязаниями на светскость, грациозность, любезность и красоту существо; мне стало прискорбно думать, что эта женщина читает что-нибудь порядочное и хвалит; ведь её похвала – оскорбление, и неприятно думать о том, что порядочный человек может ей понравиться и она может избрать его предметом своих бесед и похвал и представлять себя влюблённою в него, а его в себя. Мерзость» (I, 152–153). Желание записать услышанный рассказ возникает как бы само собой, непроизвольно и свидетельствует об определённой творческой готовности.
Установить, какой именно литературный замысел имелся в виду, когда родителям сообщалось о скором появлении «на литературном поприще», не представляется возможным. Не исключено, что главными действующими лицами одного из первых произведений должны были стать супруги Лободовские. К такому предположению ведёт дневниковая запись за май 1848 г., которая по структуре и содержанию несколько отличается от обычных заметок, начатых им в особой тетради 12 июля того же года. Детальные портретные описания, психологические характеристики, диалоги, рассуждения-выводы придают записи значение подготовительных материалов для беллетристического сочинения. Намечена и коллизия: жена уступает мужу в образованности, но своею чистотою, искренностью чувств, самозабвенностью вызывает в нём «большую перемену нравственную» и побуждает «быть деятельным» (I, 33).