Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

В связи с повестью «Теория и практика» представляется возможным выяснить литературно-эстетические убеждения автора, высказанные в сценах-диалогах умной и образованной Марии Владимировны с ищущим её руки Николаем Федоровичем, человеком отсталых взглядов. Спор между ними возник по поводу поэмы Пушкина «Кавказский пленник». Оба критически восприняли это произведение, но в позициях обоих видна существенная разница. Мария Владимировна главное внимание уделяет содержанию художественного произведения, Николай Федорович – форме. Героиня полагает, что коренной недостаток поэмы состоит в переложении на русские нравы байроновских типов. У Алеко «нет никаких определённых требований», его неудовольствие жизнью и людьми проистекает вовсе не из критического отношения к действительности, но лишь «из желания пощеголять перед собой». Всё это «чисто фантастические причуды», Алеко «просто драпируется в страдание». Николай Федорович даже не может решить, насколько справедливо высказанное ею мнение. Он делает упор на небрежность слога в поэме Пушкина. «Отделка, отделка – вот первое и последнее, – без неё всё остальное ничего не значит; а если отделка хороша, тогда, пожалуй, поговорим и о содержании». «Вещицы», «пустячки» Дмитриева благодаря одной обработке стиха стали высокохудожественными творениями. Что же касается содержания, то современной литературе, полагает Николай Федорович, нужны знаменитые герои, а не «мещанские домишки» и «круг мелкого дворянства», читателя нужно воспитывать на «великих интересах и страстях». «Впрочем, – заключает герой, – содержание ещё ничто, главное – форма».

Мария Владимировна, которая выражает авторские представления о назначении литературы, решительно возражает стороннику формы. Форма, конечно, «очень важная вещь», но «всё-таки идея в произведении главное», «если содержание ничтожно, форма никогда не может придать большого значения произведению». Героя же нужно искать «во всяких классах общества, не только на высоких ступенях богатства или значительности». Она убеждена: «На всех ступенях умственного развития найдёте вы людей, чрезвычайно богатых чувствами, сердцем, с чрезвычайно энергическою волею, а где они вам ни встретятся, везде они сами так и просятся в роман или драму» (XI, 668–671).

Доводы Марии Владимировны чрезвычайно близки к аргументации Перепёлкина-Лободовского, известной по приведённым в предыдущей части главы высказываниям о стихотворении Некрасова «В дороге». Очевидна также связь эстетических деклараций в «Теории и практике» с более общим источником – некоторыми суждениями Белинского, который в своих последних статьях резко выступал против защитников первостепенной значимости в произведении искусства художественной формы. «Мысль о каком-то чистом, отрешённом искусстве, живущем в своей собственной сфере, не имеющей ничего общего с другими сторонами жизни, есть, – писал Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» (Современник. 1848. № 1), – мысль отвлечённая, мечтательная».[421] Резко восставал Белинский в той же статье и против «особенного рода читателей», которые «по чувству аристократизма» не любят встречаться даже в книгах «с людьми низших классов». Между тем, эти «феодальные бароны» если и видали большой свет, «то не иначе, как с улицы»; «предками они не могут похвалиться; они обыкновенно – или чиновники, или из нового дворянства, богатого только плебейскими преданиями о дедушке управляющем, о дядюшке откупщике, а иногда и о бабушке просвирне и тетушке торговке».[422] Николай Федорович в «Теории и практике» именно из таких «феодальных баронов».

Чернышевский работал над повестью в условиях (они будут рассмотрены ниже), когда его отношение к Белинскому менялось. Его литературно-теоретические взгляды (признание за искусством активного общественного участия и демократические симпатии к «низшим классам» общества) вплотную соприкасались с идеями Белинского как основоположника «натуральной школы».