На берегах полноводной Сивини

— Хорошая машинка, — сказал Кирилл Максимыч, кивнув на Т-64. — Везде пройдет, как танк. Ему снег не снег, грязь не грязь и оврага не боится. А наш хоть и хорош, но все-таки на колесах… не везде сунешься. Так, Артем Артемыч?

Последние слова его уже относились к трактористу, вылезшему из кабины Т-64. Был Артем Артемыч пожилой, высокий, с лохматыми светлыми бровями, из-под которых не сразу можно было разглядеть острые глазки с жидким блеском.

— Эге, ноне с нами новый тракторист! — сказал он тонким не по комплекции голосом, не отвечая на вопрос Федина. — Семья наша прибавляется. Помощник ничего. Чей?

— Все тебе надо знать, Артемыч.

— Чей мальчуган? — настойчиво спросил тот. — Не зоотехнички ль новой? Я к тому, что, значит, будет тогда моим учеником. Я ведь в школьных мастерских обучаю.

«Что это все трактористы к озеру съезжаются? — подумал Антон. — Хоть бы купаться еще было можно. Может, машинам вода нужна? Заливают куда?»

— Приучайся, — сказал Артем Артемыч, еще раз глянув на Антона. — Это тебе не за бабочками бегать с сачком. Видал, как ласкает нас солнышко? А вообще-то ноне должен собраться проливной дождь, уж очень марит. За вёсну, кажись, не было такого марного дня.

От села показалась автомашина. Была она маленькая и напоминала бегущего жука, лишь столб пыли задней подымался величественный. Антон от нечего делать наблюдал за нею. Грузовик пропал в низинке за кустами и затем неожиданно вынырнул. Оказывается, он рулил сюда, к озеру. Заметив автомашину, трактористы сразу оживились.

— Фроська!

Из кабины на землю спрыгнула ладная молодая женщина с круглым лицом, в белом фартуке и в таком же белом платке. Улыбаясь большим ярким ртом, показывая два ряда белейших зубов, она звонко, весело воскликнула:

— Заждались, соколики? Животы-то подвело? Ничего, сейчас все у меня брюхо нагреете, отпустите пряжки. Хвалю, что все собрались вовремя.

— Ты меньше воркуй, — сказал Артем Артемыч. — Проворней поварешкой орудуй. Чай, не на бал к тебе прикатили.

— Я еще, во-первых, обследую, как вы культивировали. Коли огрехов наделали, так уедете отсюда, как и приехали, несолоно хлебавши.

И, увидев, как загалдели трактористы, стали размахивать руками, расхохоталась:

— Шутю я, шутю, соколики! Знаю, что хлеборобы вы старательные, кони ваши подкованы в мастерских, работаете хоть на выставку. Эва сколь земли переворошили. Ну и я вам хлёбово состряпала на славу, языки проглотите.

Так вот почему все трактористы съехались к озеру и сюда же подвернул грузовик. Впритык к автомобильной кабине стояли два бака, большой бидон, корзина, покрытая суровым полотенцем. Вот отчего у дяди Кирилла даже сухой горбушки не оказалось — приварком колхоз обеспечивает.

— Ну юла ты, Фроська! — засмеялся молоденький механизатор.

— Вы тут в поле совсем одичали, — еще звонче говорила повариха. — Хоть поглядите на хорошую женщину!

И стала подавать глубокие алюминиевые чашки, до краев налитые супом, в каждую клала большой кусок свиного мяса.

— А это новенький? — сказала она, ласково глядя на Антона. — Чей такой?

Мальчик смутился.

— Напарник мой, — сказал Федин.

— Тогда получай и ты, молодой работничек.

Антон покраснел еще сильнее и молча принял полную посудину. Он отметил новую для себя черту сельских жителей: все здесь интересовались друг другом, проявляли заботу.

Машина с обедом так же неожиданно исчезла, как и появилась.

Стряхивая с куртки хлебные крошки, Артем Артемыч встал, еще раз оглядел небо и решительно проговорил:

— Ой, недобрая погодка ожидается. Поглядите, как парит. Веточка на кусте не шелохнется.

— Дай-ка я поплюю в твой гадальный горшок[3], — усмехнулся Кирилл Максимыч и, подойдя к трактору, дернул пусковой шнур.

Громко затрещал пускач, с озера взлетели белогрудые, чернокрылые чайки, подняли жалобный писк, низко понеслись над водой. С кочкарника взмыл чибис, стал делать круги, беспокойно выкрикивая: «Чьи вы? Чьи вы?» Будто хотел узнать, что это за люди, нарушившие тишину плеса.

— Расплюешься, Кириллушка, — сказал Федину Артем Артемыч, ставя ногу на ступеньку своего гусеничного Т-64. — Расплюешься. Мой гадальный горшок верней твоего барометра. Так-то, драгоценный. А окончательный баланец скажешь мне ввечеру, когда будем дома.

Вокруг уже стоял сплошной гул моторов, и трудно было что-либо расслышать. Механизаторы, прощаясь, помахали друг другу руками и разъехались на свои загоны.

Солнце заметнее передвинулось к западу. Небо гуще заполнили рыхлые, ватные облака, синевато-мутные снизу, словно пенившиеся сверху. Даже при ходе трактора не чувствовалось движения воздуха, а от накалившихся металлических частей несло жаром. В кабине было душно.

На первом же круге Кирилл Максимыч заметил, что Антон сидит с полузакрытыми глазами, весь размякший, опущенная голова его болтается.

— Эге, — усмехнулся в рыжие усы Кирилл Максимыч. — Пообедал сытно и разомлел.

Он придвинулся ближе к Антону, подставил ему свое плечо: если заснет помощник, пусть обопрется. Антон сладко зачмокал губами и немедленно воспользовался таким удобством.