На берегах полноводной Сивини

Вера Михайловна молча слушала учительницу. Внезапно глаза ее покраснели, налились слезами.

— У нас… в семье неладно, — проговорила она и оглянулась на кухню, где возилась баба Настя. — Мы вот переехали к вам в Лашму, а отец Антона остался в городе… Ну… мальчик, конечно, переживает. Я с вами во всем откровенна, вы классная руководительница…

Анна Тимофеевна опустила голову и промолчала.

— Понимаю вас. Понимаю.

Между тем на столе уже водворился медный поднос, а на нем пел песенку ярко начищенный самовар, еще блестевший красными углями сквозь решетку поддувала. В сахарнице толстого синего стекла белел кусковой сахар, рядом лежали щипцы, а баба Настя расставляла чашки с красными цветочками.

— Откушайте хоть чайку стаканчик, — радушно обратилась она к учительнице.

— Спасибо, — чуть смутилась Анна Тимофеевна. — Это с удовольствием.

И опять стало видно, какая она еще молоденькая.

— Вы какое варенье любите?

— Всякое, — засмеялась Анна Тимофеевна, наливая чай в блюдце. — Я ведь в Лашме первый год и еще никаких запасов не сделала. Прошлой осенью только со скамьи Мордовского университета. Сама я из Пурдошек. Вот мама моя варить варенье мастерица. У нее и крыжовенное, и вишневое, и яблочное… А клубнику так сварит — прелесть: все ягодки целые и очень ароматные.

— Отведайте нашего, — угощала баба Настя, щедро накладывая из вазочки в розетку. — Вы одна живете?

— Да. Снимаю квартиру.

Старушка покачала головой, словно размышляя, и неожиданно сказала:

— Вам, милая барышня, замуж бы надо.

Чай брызнул изо рта Анна Тимофеевны, она расхохоталась. Засмеялись и мать с дочерью. После этого беседа потекла непринужденно, пока Вера Михайловна не спохватилась, глянув на часы:

— Ой, мне пора! Вы сидите, Анна Тимофевна, сидите. У вас ведь рабочий день уже закончился.

Учительница, однако, тоже поднялась, благодаря за чай-сахар, и они вместе вышли из дома. Прощаясь у крыльца, она сердечно сказала:

— Я рада была с вами познакомиться, Вера Михайловна. Ну, а за Антоном вместе будем присматривать.

VIII

В школе Антон освоился.

Когда он впервые после ссоры шел в класс, то волновался, как-то встретят его. Ребята к нему отнеслись так, как будто ничего не случилось, хотя, сидя за партой, он поймал на себе не один испытующий взгляд. Антон не знал, что Анна Тимофеевна имела с ребятами небольшую беседу и посоветовала, как им себя держать с новичком.

Кобзев и Антон сторонились друг друга, и Володя Жарков сказал по этому поводу:

— Они как два петуха, распушились, но в драку не кидаются.

Школьные машины очень заинтересовали Антона. Со свойственным ему азартом он целые часы после уроков проводил с инструктором Артемом Артемычем. Он хорошо запомнил Антона с того дня, когда культивировали поле и попали в грозу. Присмотревшись к мальчику, немногословный Артем Артемыч как-то обронил: «Руки у тебя ничего, до трактора прикипают. И мозга в голове не спит».

Незаметно бежали дни.

Вечером в конце апреля Антону позвонила Таня Рамайкина.

— Завтра едем на Журавлиху в пионерский лагерь.

— Зачем?

— Как зачем? Помидорную рассаду пикировать. Кухня пока там еще не налажена, поэтому захвати с собой что пожевать.

— Понял. Ты что берешь?

— Мне мама дает сала, вареных яичек.

— А если еще набрать картошки? Можно? Порядок. Испечем.

В классе на другой день было более оживленно, чем обычно. Петр Петрович выслушал доклад дежурного, сколько учеников явилось, потом обратился к ребятам:

— Так едем? Или, может, отложим еще на день?

Все дружно закричали, что готовы пикировать рассаду.

Дело в том, что с ночи задул северный ветер, небо закрыли ватные тучи, и хотя сводка не упомянула о дожде, никто не был уверен, что он не пойдет.

— Толково, — сказал Петр Петрович. — Дальше откладывать нельзя, май на носу, можем опоздать. Куртки все взяли? В таком случае пошли.

Во дворе с шумом, гиканьем погрузились в полуторку, и она покатила из села.

«Что это за пикировка рассады? — думал Антон, сидя в кузове. — Спросить у Тани или Володи Жаркова? Неудобно. Засмеют: городской белоручка. Ладно, приедем — увижу».

Село скрылось позади, под колесами прогудел мост. Впереди открылся луг, машина запрыгала по кочкам, ребят стало кидать от борта к борту, что лишь прибавило всем веселья.

Придвинулся лес по-молодому зеленый, на опушке зачернели постройки. Антон догадался, что это и есть пионерский лагерь. Грузовик остановился, и еще не успели опустить борт, как ученики начали спрыгивать на землю.

— Это вот и есть Журавлиха, — сказал Антону Роман. — Правда, красиво?

Не отвечая, Антон глядел во все глаза. Широко во все стороны раскинулся луг, сейчас еще сырой, в серых зеркалах воды, не успевшей высохнуть после весеннего паводка. Справа его опушил густой нежно-зеленый кустарник, слева подымалась высокая стена леса. Там протекала быстроструйная Сивинь, отливая оловом под низким, сумрачным небом. Всюду тянулись канавы, тоже залитые водой. Они делили луг на квадраты. Все это сейчас выглядело тускло, по-осеннему. Задувал порывистый ветер.

У парников стоял трактор. Из него вышел школьный инструктор Артем Артемыч.