На берегах полноводной Сивини

В домике было прохладно, в окна тянул сквознячок. Молодая медсестра в белом халате, белой шапочке с золотистыми подвитыми волосами быстро и ловко перевязала ему левую руку, ласково проговорила:

— Первый день на прополке? Это лишь привычные колхозники могут без перчаток. Руки беречь надо. Сегодня уж гуляй… да не мочи их водой.

Казалось, чего бы лучше: сиди в тени да отдыхай. «На бюллетень вышел». Однако бездельничать Антону показалось неловко. В самом деле: все работают, а он будет прохлаждаться в тени? Кто, может, и поймет, что ему трудно держать в руках мотыгу, а кто и начнет смеяться: «Горожанин. Белоручка. Неженка. А еще гонорится, что самбист, только и умеет кулаками махать».

Уйти на речку, чтобы его никто не видел? Не скажут ли, что приехал «пляжиться»?

И в это время опять возле него оказался тот, кого он меньше всего хотел бы видеть. Лешка взял его за правую руку, повернул ладонью вверх. Антон не успел выдернуть, как тот сказал:

— Ты пока, Кичапин, не мотыжь. Завтра уж, в перчатках. Но правая-то рука у тебя здоровая!

Антон выжидательно молчал: «Цепляется. Ну-ка, что еще отмочит?»

— Стало быть, правой орудовать можешь? Вот и помоги мне.

— Чем? — сердито спросил Антон.

Лешка не верит, что медсестра освободила его на сегодня от прополки? Пристыдить хочет? Ну да ладно, он покажет этому зазнайке, что и с волдырями сумеет как-нибудь мотыжить.

— У тебя, Антон, почерк хороший, — казалось не замечая его состояния, говорил Кобзев. — А у меня по бригаде скопилась пропасть писанины. Выручи, а? Надо составить списки по группам и звеньям, разграфить табель работы. Хорошо бы найти такого еще, кто умеет красками разрисовать распорядок дня. Чтобы красиво.

— Так это и я могу, — сказал вдруг Антон.

— Не бре?.. — обрадовался Лешка, он даже засуетился. — Давай тогда садись в тень, притащим тебе столик, бумагу… и всю технику.

Он бросился в красный уголок, притащил баночки с тушью, цветные карандаши. В кладовке достал рулон полу-ватмана.

— Садись рисуй. Вот это будет дело. Линейка нужна? Сейчас организую.

Табуретку Антон принес сам, удобно расположился за столом. Кобзев замешкался, прибежал не сразу и какое-то время стоял тихо за спиной Антона, наблюдая за его работой.

— Классно! — сказал он. — Вот это у нас будет настоящий «Распорядок дня». А то я поручал ребятам, а они кое-как намалевали. Значит, валяй.

— Есть, товарищ бригадир, — чуть насмешливо и весело поднял Антон лицо от бумаги.

Дело Антону было привычное, он забыл о болячках на руках, стал мурлыкать под нос. Подходили ребята, рассматривали, хвалили: «Ловко», «А ты, оказывается, художник». И Антон опять почувствовал себя в коллективе нужным всем человеком. Остановился возле него и Петр Петрович:

— Масляными красками ты не умеешь, Кичапин? Умеешь? Я тебе тогда поручу парочку трафареток: «Дальше не заплывать». Напишешь? Мы их на столбики поставим в воду за мостками для младших.

Рисовал Антон и следующие два дня. Кобзеву очень понравился и сделанный им «Распорядок дня», и то, как он написал групповые списки.

— Полный порядок. У тебя руки не только для самбо приспособлены.

Это было как бы признание Кобзевым превосходства Антона в борьбе. Антон покраснел от удовольствия и тут же великодушно ответил:

— Могу и тебя обучить приемам. Вообще-то ты… посильнее меня.

Медсестра осмотрела ладони Антона, нерешительно предложила Петру Петровичу:

— Может, отправим Кичапина к нам в сельскую больницу? Пусть покажется доктору.

— С какой стати? — решительно запротестовал Антон. — Да мои мозоли давно зажили. Я уже смотрел.

Он тут же снял повязку. Волдыри на руках подсохли, кожица затянулась.

— Теперь, конечно, буду работать в перчатках.

Долго, однако, Антону пожить в лагере и помотыжить помидоры не пришлось. В начале второй недели днем из «Якстерь тяште» пришла грузовая машина с тремя флягами молока, творога. Из кабины вылезла белозубая девушка в халате, звонко спросила:

— Кто тут Кичапин?

— Сейчас позовем, — сказал Петр Петрович. — По какой надобности?

— Не знаю. Вызывают в правление. Велели передать.

Из кабины высунулся шофер, усмехнулся:

— Вроде Непутевый заявку на него сделал. Бульдозер пригнал из Саранска. Говорил, что Кичапина помощником ему определили.

Последние слова Антон уже расслышал сам, его позвали с участка. Сердце у него радостно забилось: не забыл его дядя Кирилл, сдержал слово!

Вокруг столпились ребята, смотрели на него.

— Как? Поедешь? — спросил его Петр Петрович. — Не раздумал?

Антон мог только кивнуть.

— Давай тогда поворачивайся, — вновь усмехнулся шофер. — Нам в село надо.

Десять минут спустя Антон уже сидел в кузове рядом с пустыми флягами, подпрыгивал на дорожных выбоинах и, счастливо прищурясь, глядел на колосившиеся овсы. Ветерок мягко шевелил его белокурые волосы над крутым лбом.

XVI

Едва грузовик вырулил на площадь и остановился у крыльца правления колхоза, как Антон соскочил на землю: так ему не терпелось поскорее увидеть свой бульдозер. Хотел сразу бежать, да тут же вспомнил: а собственно, куда?

Где сейчас дядя Кирилл? Вообще кто его вызывал, к кому надо явиться?