На дорогах Афганистана

— Телефона на границе нет. Это было бы нарушением правил. Разве у вас на границах существует телефонная связь между государственными постами? — опросил удивленный нашей реакцией комендант.

Мы замолкли — никто из нас ничего об этом не знал.

— Ну, хорошо, а сколько времени понадобится после поднятия байрака, чтобы кто-либо явился с той стороны?

— Дня через два-три, но бывает, что и на следующий день приезжают.

— Что? Два-три дня? Вы шутите!

Комендант поста недоумевал. Отчего это инженеры так нервничают и удивляются самым обычным вещам? Он терпеливо объяснял нам, что вовсе не шутит. Отчаявшись, мы направились к протекающей в нескольких десятках шагов реке.

У Термеза Амударья почти в километр шириной, воды ее текут неторопливо, покатые берега поросли зеленой травой. Насколько хватает глаз — никаких деревьев, о лесах и говорить не приходится. Огромная прямая, безлюдная водная артерия. Ни вниз, ни вверх по реке взор не встречает никаких препятствий до самых линий соприкосновения коричневой воды с краснотой запада или мглистыми сумерками востока. В нескольких километрах на восток — Термез, а там — наши надежды.

— Как будто что-то плывет сюда, — вдруг забеспокоился Бронек.

Почти одновременно с первыми звуками мотора раздался сзади хрипловатый голос коменданта:

— Сегодня они быстро.

Из подошедшей моторки на берег вышли два советских офицера. Светлый блондин был комендантом пограничного поста; смуглый брюнет, с ярко выраженными восточными чертами лица, выполнял функции переводчика. В превосходно пригнанных мундирах, свежевыбритые, стройные, оба они выглядели рядом с нашим пропыленным достопочтенным комендантом как прибывшие из столицы штабные офицеры.

После того как коменданты обменялись несколькими фразами, симпатичный блондин обратился непосредственно к нам. Коротко, но весьма приветливо он уведомил нас, что наши жены и дети уже в Термезе. Так они совсем близко! Через час, может, через два, Как сильно сжимается сердце!..

— Сколько жен? Сколько ребенков? — волнуясь, спросил Бронек на ломаном русском языке.

— Трое женщин, трое детей. Одна девочка и два мальчика.

Я обхватил Бронека за шею:

— Ну что, простофиля! Хорош бы ты был, если б не поехал!

Бронек не ответил ни слова. Он освободился из моих объятий и медленно отошел в сторону.

Мы с Конрадом приступили к настоящему штурму: не успев выслушать ответ на один вопрос, уже задавали следующий.

— Вы прямо как ваши жены. Всё сразу. Ну и хлопот же было с ними! Одна села с детьми в моторку и объявила, что едет с нами. Ни за что не хотела выйти из лодки. Так и пришлось мне пересесть в другую.

«Васька!» — решил я.

— Когда же все-таки они приедут? — деловито опросил Конрад.

— Завтра. Сегодня уже поздно и темно. В темноте нельзя находиться в пограничных водах.

Ничего не поделаешь. Разумеется, мы послали горы приветов и долго махали руками, прощаясь с отплывающими советскими пограничниками.

Не спеша, улыбаясь своим мыслям, мы направились вслед за комендантом в его квартиру, которая оказалась обычной землянкой, два с половиной метра шириной, четыре — длиной и немногим более полутора — высотой.

На полу лежал сильно потрепанный, выцветший ковер. Курительная трубка — чилим, свернутые рулоном постели, несколько художественно выписанных изречений из Корана в рамках на стене, в углу кувшин с тазиком — вот, пожалуй, и весь инвентарь этой квартиры. На улице еще не угасла вечерняя заря, а здесь было уже совсем темно. Остатки дневного света не могли пробиться сквозь маленькие, закопченные, расположенные под самым потолком окна. Сидящий на корточках солдат разжигал керосиновую лампу. По примеру хозяина мы сняли башмаки.

Мы очень устали и нуждались в отдыхе. Старый офицер почувствовал это. Он сел в стороне на ковер, взял трубку, затянулся, опустив веки. На улице между тем творилось нечто странное. Завыванию ветра вторили удары песка в оконные рамы. Дверь неожиданно отворилась, в землянку вошли Абдулла и какой-то солдат, согнувшись, с большим свертком в руках. Порывы ветра мешали закрыть дверь. В свертке оказалась жестяная миска с пловом.

Комендант отложил трубку.

— Надвигается ветер, — тихо сказал он.

— Как это — надвигается? Да он уже воет, как шайтан!

На обветренном, изборожденном морщинами лице появилось подобие улыбки.

— Только надвигается, — настойчиво повторил комендант. — Прошу! — Он указал рукой на горку желтого риса.

Конрад словно пробудился ото сна. Видно было, что ни окружающая обстановка, ни перспектива скудного ужина не кажутся ему слишком привлекательными.

— Может, здесь есть какая-нибудь гостиница или хотя бы чайхана? — спросил он.

Комендант, видимо поняв смысл вопроса, бросил на Конрада быстрый взгляд. Косматые брови надвинулись на самые глаза, в уголках рта появились две новые складни.

— Гостиницы здесь нет, ресторана тоже нет. Прошу! — сказал он сухо и несколько иронично. Приглашение прозвучало как приказ.