– Это могло бы быть правдой, если бы мы были с вами в кино, – выдавил Менингэм сквозь смех, – а у меня не было бы расшифровки сигнала. Молодой человек, – обратился он к Шамилю, – вы видели этот сигнал, на что он был похож?
Шамиль пожал плечами.
– Я бы сказал, что это трансляция сложным образом укомплектованных радиоволн. Это будто наложение… – Шамиль с трудом подбирал слова, чтобы объяснить то, что он понимал, но не мог облечь в простую словесную форму. – Будто кто-то или что-то видит мир, но не в виде спектра отражённого света, а в форме радиоволн. Но мне удалось распознать лишь несколько из них. Сжатые волны были сплетены таким способом, чтобы мы получили изображение. Но как это возможно, я не понимаю, – Шамиль замолчал, осенённый внезапной мыслью. – Я почти убеждён, – улыбаясь, продолжил программист, – что, если бы Лида была здесь, она разобралась бы во всём.
– Как это мило, – хохотнула голограмма, сохранив безразличие в своём искусственном лице. – Но вы, юноша, говорите верно – усмехнулась голова. – А теперь представьте, что помимо этих основных волн, которые мы так легко сумели распознать, есть ещё множество скрытых. К примеру, одна из волн несёт в себе инфракрасное излучение. Распознав этот сигнал и подвергнув его анализу, мне удалось получить общую картину помещения за нашим таинственным собеседником, а также получить достоверную информацию о том, что собеседник этот имеет температуру тридцать шесть целых и шесть десятых градуса по цельсию. Кажется, только человеческие организмы обладают такой температурой. Но даже не это важно, – продолжал Менингэм. – Инфракрасные волны, полученные вместе с основным сигналом, не были побочным явлением. Как оказалось, они нужны, чтобы дополнить исходящие радио и ультразвуковые волны.
– Ультразвуковые… – выдохнул Шамиль. Вот какое слово он так упорно искал и не находил. – Это означает, что тот, кто транслирует нам сигнал, является слепым, разумеется, в привычном для нас понимании.
– Верно, юноша! – голограмма растянулась в довольной улыбке. – Они слепцы в том смысле, что у них нет органа, который бы имел чувствительность к свету со всем его широким спектром и разнообразием длин волн. Однако только подумайте о том, какие волны ещё доступны этому виду?! Возможно, гравитационные? Или, быть может, они могут ощущать и воспринимать радиационное излучение, тёмную материю, интерференцию волн чёрных дыр? Вот что занимательно, не так ли?
Шамиль тяжело вздохнул.
– Я программист. Что я могу в этом понимать?! Но вам бы понравилось общаться с ней, – Шамиль указал пальцем на монитор, воспроизводящий образ лейтенанта Лиды Хорошевой. – Возможно, она даст вам ответы… Если, разумеется, это именно она.
– Давайте это узнаем, – продолжил Менингэм. – После дешифровки сигналов, я усилил инфракрасное излучение и наложил его на воспроизводимый визуальный образ, и вот, что получилось.
Карандашная гравюра на мониторе приобрела текстуру и детализацию. Участки затемнения рассеялись, и лицо, спрятанное за защитным стеклом, приобрело окончательную ясность. Теперь изображение походило на черно-белое кино.
– Определённо, с нами общается человек, – заключил Менингэм. – Верно я говорю?
Мужчины в недоумении уставились на монитор, ища доводы в защиту своей теории, которая рушилась на глазах.
– Где ты находишься? – спросила Асмия полушепотом, громко разнёсшимся в тишине. – Ты в безопасности? Тебе ничего не угрожает?
– Я в порядке, – отмахнулась Лида. – Почему вы не вернулись домой? Что-то случилось с шаттлами?
– Один мы потеряли. Когда корабль взорвался, шаттл отнесло волной в сторону, Сержант Курник, я полагаю, не справился с управлением. Наверно повредился передатчик, потому что мы не смогли с ними связаться. Мы вернулись к нашему Солнцу. Но я не могла… Я не хотела тебя оставлять одну. И нашла… – доктор Сандовал замялась, скосив взгляд на висевшую в воздухе голову. – Я нашла корабль, который собирался отправляться сюда, и они меня взяли с собой. Остальные остались дома. Многие раненые не перенесли долгого пути. Выжило двенадцать человек.
– Двенадцать… – эхом повторила Лида, растерянно оглянувшись на Финнигана и повторила для него на языке королевства.
– Двенадцать из ста – это лучше, чем ноль из ста, – ответил Джаред. – Кроме того, кажется, что вместе с тобой общий счет выживших увеличивается.
– Кто это с тобой? – Спросила Асмия, также перейдя на британский язык.
Финниган улыбнулся, помахал рукой и представился.
– Рад познакомится! – сказал он. – Слышал много хорошего о вас.
Асмия застенчиво улыбнулась, а повернувшись к мисс Люке, шепнула:
– Я не знаю, кто это.
– Зато я знаю, – спокойно ответила та.
Тем временем, в стороне от трогательного общения вновь обретших друг друга возлюбленных, бурлила беседа, в которой никто не был готов уступать оппоненту.
– Я считаю, следует немедленно прервать связь, пока у нас не будет убедительных доказательств, что общение безопасно, – начал по второму кругу министр Огоннёров. – Господин Менингэм, вы обладаете этой властью. Прекратите это неуместное щебетание!