На другой стороне. Слепцы

Лицо, которое существует только в мире цифр, невозможно было спутать ни с каким другим. Финниган ощутил, как кровь закипает в груди и разносит по всему телу праведный, как ему казалось, гнев. Его глаза увлажнились горькими слезами, а на лице проступил пот крупными каплями. Джаред, что было сил, сжал кулаки, чтобы не закричать, и попытался спокойно произнести:

– Неужели ты удивлён? Великий разум не ожидал подобного исхода?

– Отчасти, поскольку не могу найти логических обоснований для вашего присутствия там. Команда тоже с вами? Вы потеряли звездолёт? Что стряслось?

Финниган опешил, услышав столь неожиданные вопросы.

– Как смеешь ты так беззаботно спрашивать меня о команде? Ты, мразь! – воскликнул Джаред, чувствуя, как горячие слезы бегут по щекам.

Он хотел сказать ещё много всего, но слова застряли в горле и начали его душить. Финниган весь дрожал. Ему казалось, что он вновь переживает эти долгие часы потерь, и вся та боль, которую он прятал в глубине своей души, обрушилась на него новой волной.

– Я допускаю, молодой человек, что вы чем-то крайне сильно расстроены, – спокойно отвечал Менингэм. – Но не позволю вам использовать слова подобного характера. Потрудитесь объясниться!

Глава двадцатая, мужчины не должны бояться

Министр Огоннёров вернулся в страховочное кресло у дальней стены комнаты и оттуда, шумно сопя и отдуваясь, прислушивался к скучной беседе Менингэма с другим судном. Он обдумывал стратегию для достижения своей цели в условиях, которые так стремительно меняются.

Полковник Морозов сохранял молчание, стоя у двери вместе с охранниками. Он был напряжен, внимательно наблюдал за происходящим и всякий раз, как Огоннёров перемещался на мостике, одними только глазами следил за ним. Морозов ощущал себя хищником, ловко сливающимся с местностью. Казалось, никто на мостике его не замечает.

Однако, с того момента, как была озвучена тайна существования иной цивилизации, у Морозова словно земля ушла из-под ног. Он держался, сохраняя видимое спокойствие. Но на втором плане его сознания велась активная борьба со страхом. Конечно, министру было известно, что где-то в космосе, – Морозов не очень хорошо ориентировался в звёздах, как и во всём прочем, чего не касалась воинская служба, потому он не понимал, где находится звездолёт, и что такое “Денеб” – существуют иные расы. Вероятно, рассуждал Морозов, именно ради этих данных они с Огоннёровым и оказались здесь, где бы это “здесь” не находилось. Но принять эту новую данность полковнику не удавалось, и его рассудок предательски ностальгировал о былом.

Горячо обожаемая Родина осталась где-то далеко, скрываясь в материи вечной ночи. Мысль о том, что Морозов сгинет, никогда больше не увидев бескрайних полей Содружества, уверенно разместилась в голове полковника с той самой минуты, как только силуэт человека на экране монитора заговорил на его родном языке. Логичных или хотя бы удовлетворяющих его непонимание объяснений полковник не находил, а потому он убедил себя, что невидимый разум создал иллюзию или коллективную галлюцинацию, чтобы заманить путников и поглотить их без остатка.

Морозов рисовал в своём воображении сцены пыток, поскольку был убеждён, что неизвестные существа, разделавшись с кораблём и его пассажирами, захотят отправиться разорять Землю и прочие планеты Солнечной системы. Но чтобы узнать, откуда прибыл звездолёт, и где находятся плодородные земли, дикие аборигены обязательно станут издеваться над членами экипажа. И вот тут-то Морозов и проявит свои мужественность, стойкость и выдержку, и, невзирая на ужасы, уготованные ему судьбой, ни в коем случае не проговориться. История о его подвиге канет в лету, а Родина никогда не узнает своего героя, но умирая, Морозов будет с наслаждением думать, что сумел защитить детей, резвящихся на бескрайних зеленеющих лугах. Ах, как сладка участь героя, как лестно манила она сознание уставшего полковника.

В это самое время дипломат Карел Чех отстранённо слушал взаимные обвинения обеих сторон. Оглушенный новостью о том, что “Айона” отправилась на другую сторону ради контакта с инопланетянами, дипломат старался избегать мыслей на эту тему. Карел Чех принял решение сохранять профессионализм до конца, и какая бы участь его не ждала, он примет её достойно.

Он не утратил надежду наладить отношения между делегатами враждующих империи и Королевства и положить начало мирному и цивилизованному диалогу между двумя так сильно отличающимися странами. И в минуты опустившейся на мостик тишины, исключая тихую беседу девушек с неизвестным кораблём, его разум озарила мысль, которую Чех поспешил претворить в жизнь.

– Возможно, – проронил дипломат в тишине, – это та ситуация, в которой вам удастся прийти к взаимопониманию.

Роннинг, обдумывая что-то болезненно трудное, прохаживался кругами, сомкнув руки за спиной. Он замер и поглядел на дипломата.

– Мы на пороге смерти, Карел, – усмехнулся маршал, – а вы всё надеетесь выслужиться перед парламентом.