На кухне мисс Элизы

Я настолько поражена ее кулинарными познаниями и тем, как правильно звучит в ее устах французское слово, что теряю дар речи. Всю мою поэтическую гордость как ветром сдувает.

— С густым кремом и чуточкой корицы, — добавляет она.

— Можно, — бесстрастно отзываюсь я, будто ее болтовня о сливах отобрала у моего мига славы весь его блеск.

Глава 16 Энн Обычный бисквит

Несколько дней спустя меня посылают на почту забрать две посылки. Одна — большая и тяжелая, с острыми углами, выпирающими из-под коричневой бумаги, сразу видно, что это книги. Вторая — совсем тоненькая, зато адрес написан очень красивым почерком с изящными чернильными завитками. Я спешу домой и нахожу мисс Элизу на кухне. Она склонилась над блокнотом. Я не знаю, что она пишет, стихи или рецепты: ее лицо неподвижно и бесстрастно; при виде тонкого пакета она меняется в лице, блеск в глазах пропадает.

Пока я вожусь с чепцом, наполовину сползшим с головы, она открывает пакет. Наблюдая за ней из-под ресниц, я с облегчением вижу, что ее глаза вновь загораются, и на губах появляется улыбка.

— Мои стихи, наконец их вернули, — говорит она.

Я напрасно жду, что она начнет читать вслух: она листает рукопись, и улыбка исчезает. Из холла доносится стук каблуков мадам, и мисс Элиза в мгновение ока прячет стихи под хлебную доску.

— Я принесла добрую весть, — говорит ей миссис Актон, теребя агатовый крестик на шее. — Полковник и миссис Мартин довольны своими комнатами и твоей стряпней. Они хотят продлить свое пребывание у нас еще на неделю.

У меня падает сердце при мысли о Хэтти, которой предстоит еще целую неделю терпеть руки полковника на своей заднице, как она сама говорит, и его бесконечную возню под столом. И как же она его проучит, если он будет вновь и вновь продлевать свое пребывание? Но тут мадам сообщает еще более волнующее известие.

— Сегодня утром нам нанесет визит миссис Торп, и я хочу, чтобы ты, Элиза, участвовала в беседе, а не пряталась на кухне с прислугой.

Мисс Элиза кивает и соглашается, а меня бьет нервная дрожь. Может, миссис Торп расскажет мне что-нибудь о маме? Или о папе? А вдруг… Что, если лечебница отказалась содержать маму? Или она убежала, и ее не нашли? Эти мысли вихрем проносятся у меня в голове.

Мадам указывает на запечатанную посылку на столе:

— Надеюсь, это не книги?

Мисс Элиза берет пакет, развязывает бечевку и снимает бумагу. Даже в таком нервном состоянии я замечаю ее пальцы: длинные, белые, с нежными гладкими ногтями, похожими на розовые лепестки.

— Тебе нечем заняться, Энн? — вопрошает мадам. — Если нет работы на кухне, можешь смести пыль в гостиной перед приходом миссис Торп.

Несмотря на то что работы у меня хватает, я иду в буфетную за метелкой из перьев, слушая по дороге, как мисс Элиза описывает новые кулинарные книги.

— Эту написал известный повар… А вот — мистер Хендерсон… Что мне у них не нравится, так это количество ингредиентов, которое требуется для приготовления блюда. Ты только послушай… обычный бисквит.

Она читает вслух:

— «Возьмите двадцать четыре яйца»… Какой частной семье нужен торт такого размера? Разве что на большой праздник!

Она захлопывает книгу:

— Зачем же ты покупаешь эти книги, если они тебе не подходят? — напряженным тоном интересуется мадам.

— Я у них учусь, — отвечает мисс Элиза. — Я составила список людей, которые могут поделиться своими любимыми рецептами. В нем есть женщина, известная своими еврейскими обедами, и…

Мадам перебивает ее голосом, в котором звучит ледяная нотка:

— Ты ведь не собираешься включать в свою книгу еврейские рецепты? Ни одна порядочная английская семья не станет есть еврейскую еду!

Я проскальзываю мимо них, опустив голову и крепко сжав в руке метелку. В воздухе сгустилось такое напряжение, что хоть ножом его режь. Я стрелой взлетаю наверх, в комнаты полковника. Хэтти проветривает постели.

— Хэтти, — шепчу я, — что такое еврейский?

— Ну, это такая вроде как религия, — не совсем уверенно отвечает она. — И еще они ссужают деньгами… даже в шаббат.

— И что, они едят не то, что мы? — удивляюсь я.

Она бьет кулаками по подушке и озадаченно смотрит на меня.

— Этого я не знаю. Но их никто не любит, это уж точно.

Я бегу в гостиную и обметаю оконные рамы. В голове полнейшая сумятица, и мне вдруг хочется оказаться дома: сажать репу и думать только о том, как удержать маму от побега.

Глава 17 Элиза Филе окуня с хрустящей жареной петрушкой

Миссис Торп окружена аурой превосходства, о котором так и кричат ее наряд, обувь, жемчужные сережки в ушах, фиолетовая шелковая сумочка на талии, плотно обтягивающие грудь кружева.

Ее повадки — выставленный напоказ палец с обручальным кольцом, гордо поднятая голова замужней дамы — принижают нас с мамой, подчеркивают нашу ничтожность. Она всем своим видом напоминает, что играет в этой жизни главную роль, а мы — простые зрители.

— Милая комнатка.

Она шарит оценивающим взглядом по медным решеткам и тяжелым бархатным портьерам, по шкафам красного дерева с книгами в кожаных переплетах, по брюссельскому ковру.