На кухне мисс Элизы

— Это ведь все арендованное?

Она напыщенно кивает головой, точно откормленный голубь.

— Мы сняли Бордайк-хаус полностью меблированным, — кивает мама. — Нас все устраивает, правда, Элиза?

— А как вам Энн Кирби? — Миссис Торп постукивает пальцами по юбкам, торопясь перейти к более интересной теме.

— Она у нас совсем недавно, так что пока трудно сказать, — говорит мама.

— Мне она нравится, — непринужденно добавляю я. — Скромная, добрая девушка, и очень старается.

— Ну-ну. Я слышала, вы поэтесса, мисс Актон?

Я задумываюсь, не признаться ли ей, что действительно пишу стихи, но меня опережает мама.

— Моя дочь действительно увлекалась поэзией, однако сейчас она пишет чрезвычайно серьезную книгу по поручению крупного лондонского издателя, — хорошо поставленным голосом произносит она.

Миссис Торп поджимает губы, будто не знает, что на это ответить.

— Ах, расскажите. Наверное, роман?

— Мы не имеем права сейчас об этом говорить. — Мама прижимает палец к губам, всем своим видом показывая, что ей очень жаль. — Но будьте уверены, вы узнаете первой.

Я чувствую прилив благодарности. Мама, как могла, попыталась меня спасти. А заодно и себя. Показать миссис Торп, что мы не просто две неудачницы, оставшиеся без мужей и вынужденные сдавать комнаты в арендованном пансионе. Естественно, она не могла признаться, что я пишу кулинарную книгу, и все-таки вступилась за меня.

— Как поживают родители Энн Кирби? — спрашиваю я.

Миссис Торп выпучивает глаза и дергает щекой.

— Понятия не имею. Не могу же я общаться со всеми прихожанами своего мужа. Естественно, Энн Кирби всегда посещает его проповеди. Они известны на все графство.

Она кашляет и торопливо добавляет:

— То есть его проповеди известны.

— Я бы не хотела ее потерять, — сдержанно улыбаюсь я гостье и перехожу к делу. — О чем вы хотели со мной поговорить, миссис Торп?

Мать сверлит меня разъяренным взглядом, однако зов кухни сильнее: новые книги, сверкающий чешуей окунь в кладовой, корзинки с грибами, терносливами и румяными яблоками, покрытыми росой, кудрявая петрушка, которую я буду жарить до хрустящей корочки…

— Я всего лишь зашла поприветствовать вас, как новых жителей Тонбриджа, протянуть руку дружбы, мисс Актон, — залившись румянцем, трясет головой миссис Торп.

— Прошу извинить, у меня много работы.

Я выхожу из комнаты, чувствуя спиной испепеляющий взгляд матери, и чуть ли не бегу на кухню, испытывая облегчение вперемешку с виной. На попытку поддержать меня, совершенно не свойственную матери, я ответила неприкрытой грубостью. Но мне с лихвой хватило нескольких минут общения с миссис Торп, надменно разглядывающей нас самих и нашу арендованную мебель. Да и как я могу быть писательницей, кухаркой и поэтессой, если должна тратить время на разговоры с каждой самодовольной шпионкой, появляющейся у нас в гостиной?

Энн чистит сливы, разрезая на половинки фруктовым ножом и вынимая косточки. Это уже третья партия сливового варенья за неделю; предыдущие оказались недостаточно хороши: то слишком густое, то чересчур жидкое, с неправильными нотами сладости и кислоты. Я не могу понять, дело в рецепте или в сливах, слишком водянистых из-за августовских дождей.

— Они как раз поспели и только что с дерева, мисс Элиза, — говорит Энн, будто прочтя мои мысли, и протягивает мне сливу.

Я сжимаю мякоть, на руку бьет фонтанчик сока.

— Давай попробуем варить подольше.

Я рассеянно слизываю сок. У него вкус луговой зелени, солнца и осенних листьев.

— М-миссис Торп говорила что-нибудь о моих родных?

Энн замирает, не дочистив сливу, нож зависает в воздухе, сок течет по запястью, пачкая закатанные рукава.

— Ты ждала новостей?

— Нет, мисс Элиза. Просто хотела попросить, чтобы вы отпустили меня навестить отца.

Я молчу. Она имеет право на свободных полдня каждую неделю, вот только как я накормлю без нее полковника и миссис Мартин?

— Я без тебя как без рук, Энн, — отвечаю наконец я. — Но если ты поможешь приготовить завтрак и вернешься к четырем часам, то я справлюсь.

— Спасибо, мисс Элиза.

Она вынимает косточку из последней сливы и бросает ее в кастрюлю с длинной ручкой, отгоняя сонную осу.

— Почему ты отпрашиваешься к отцу и никогда не упоминаешь о матери?

Она вытирает руки о передник и быстро облизывает губы.

— Папа живет один.

— Значит, твой отец дома, а мать далеко, а у меня…

Я осекаюсь. Мы с мамой договорились не упоминать о Джоне Актоне, ведь его банкротство может поставить под угрозу нашу новую жизнь в Тонбридже. Постояльцы не захотят снимать комнаты. Мясники и пекари откажут в кредите. А уж если о банкротстве узнает домовладелец! Все, в том числе и прислуга, должны думать, что мама — респектабельная вдова, которая живет со своей не менее респектабельной дочерью. Разумеется, Хэтти знает, и маме пришлось купить ее молчание.

— Мне очень жаль.

Энн поспешно отворачивается к сливам, однако я успеваю заметить, что ее верхняя губа дрожит.

Некоторое время я молчу. Пусть, как и весь город, думает, что он умер. Но в моей жизни и без того слишком много лжи, и стремление иметь хотя бы одну подругу, от которой не нужно таиться, побеждает.