На кухне мисс Элизы

Мисс Элиза пытливо заглядывает мне в глаза и предлагает пойти прилечь, а она принесет мне что-то теплое на живот. Я немедленно жалею о своем вранье. А что я могла сказать? Что моя мама — сумасшедшая? Что полковник Мартин любит пугать служанок своей «сосиской с каштанчиками»? Что я испортила лучшую скатерть мадам? На самом деле мне нигде и никогда не было так хорошо, как на кухне у мисс Элизы. Вечное бульканье кастрюль на плите, бесконечные корзинки с яйцами, выстеленные соломой, подносы с шелковицей над плитой, выложенные рядами айва и мушмула. Просто видеть это и знать, каждый божий день, что не пойдешь спать с голодными спазмами в желудке. И не только это. Она. Мое сердце подпрыгивает, как весенний лосось, от одного ее присутствия. Я все вынесу рядом с ней. И никакие полковники меня не испугают.

— Уже прошло, — отпираюсь я.

— Отлично! Тогда принеси чистый острый нож и давай разделаемся с этой зверюгой, — говорит она, и морщинки на фарфоровом лбу разглаживаются.

Глава 19 Элиза Рисовый пудинг

Когда я приношу матери утренний чай, та сидит в кровати, опираясь на гору подушек и подушечек, ночной колпак свесился на одну сторону, словно бледный увядший цветок. Я мгновенно догадываюсь: что-то не так. Под ее глазами залегли фиолетовые полукружья, губы поджаты, плечи напряжены.

Она поднимает руку, требуя молчания.

— Вечером со мной говорили полковник Мартин и его супруга. Я всю ночь глаз не сомкнула.

Мне сразу приходит в голову мысль о наших долгах. Если Мартины не заплатят, нам всем прямая дорога в Кале.

— Они не могут расплатиться?

— Не говори глупостей, Элиза!

— А что тогда?

— Энн должна уйти. Немедленно. Они непреклонны.

— Уйти? — недоуменно переспрашиваю я. — С какой стати?

— Ее дерзость не имеет никаких оправданий.

— А что такого она сделала?

Пошатнувшись от изумления, я хватаюсь за столбик кровати. Что за чушь?

— Она заявила гостям, что их кофе отравлен. Миссис Мартин страшно расстроилась, у бедняжки целый день болел живот. К счастью, полковник убедил ее, что Энн пошутила. Глупейшая шутка, должна добавить. Это не годится, Элиза. Никуда не годится.

— Разумеется, ты им не поверила?

— Зачем им лгать?

Мать закрывает глаза и с каменным выражением откидывается на подушки.

— Ты не представляешь, сколько я слышала историй о такой прислуге… Они ненавидят своих хозяев и стараются любым способом сделать назло. Стоит один раз закрыть глаза, и мы повторим судьбу Франции, где слуги отрубили головы всем хозяевам.

— Как ты можешь говорить, не выслушав Энн? — качаю головой я, окончательно сбитая с толку. — Это совсем на нее не похоже.

— Я видела, как ты относишься к этой девчонке, — продолжает мать. — Пылинки с нее сдуваешь. В этой привязанности есть что-то… нездоровое.

Я сглатываю и заставляю себя посчитать до трех, прежде чем ответить. Моя рука так крепко сжимает столбик, что костяшки пальцев побелели, а перед глазами от злости проносятся красные искры.

— Она хорошая прислуга, мама. Лучшая из всех, кого я знаю. Без нее я не смогу закончить книгу.

— Без жильцов ты ее тем более не закончишь. Кто, по-твоему, оплачивает кухню, продукты, твое драгоценное время?

Мать открывает глаза, возводит очи к потолку и зевает.

— Мартины непреклонны. В Лондоне они вращаются в высших кругах.

— Пусть их обслуживает Хэтти, а Энн будет только помогать на кухне.

Я стараюсь говорить уверенно, однако сама слышу в своем голосе умоляющую нотку.

— Они ничего не узнают.

— Если Энн Кирби нагрубила нашим первым жильцам, кто поручится, что она не нагрубит остальным? На водах в Танбридж-Уэллс все друг друга знают. Пойдут сплетни. Мы не можем позволить себе еще одного промаха, после того как твой отец…

Мамин голос прерывается. Она проводит тыльной стороной ладони по глазам и вновь вздыхает.

— Если мы растеряем всех жильцов, останется только принимать школьников. Ты этого хочешь? Целыми днями стряпать рисовые пудинги для непослушных мальчишек?

Я закусываю губу. Откуда-то из водоворота прошлого приплывают строчки, опускаясь в настоящее.

Несчастья темное крыло
Зловещей тучей грозовою
Сгущается над головою…

— А если мы не будем брать школьников, то разоримся, — повышает голос мать.

— Я поговорю с Энн. И если она не виновата, то предлагаю отказать Мартинам от пансиона, — с вызовом произношу я, расправляю плечи и поворачиваюсь к двери, хотя у самой душа в пятки уходит.

На меня накатывает волна горькой ненависти и одновременно жалости к себе. Наверное, надо было защищать Энн более решительно. Однако и мать права: нам нужны хорошие отношения с постояльцами. Без них нам придется падать на колени перед Эдгаром в джунглях Маврикия либо валяться в ногах у моей замужней сестры Мэри, полагаясь на их милостыню. Только как я напишу книгу без Энн?

Энн растапливает плиту. Когда я вхожу, она оборачивается. Ее лицо разрумянилось от огня.

— Сделать вам чаю, мисс Элиза?

— Что произошло у тебя с супругами Мартин?

Она отворачивается, прикусив нижнюю губу.

— Мне нужна правда. Я не могу держать прислугу, которая мне лжет.