На кухне мисс Элизы

Естественно, я прощупываю почву. Меня беспокоит упоминание о гениальном шеф-поваре. Я бы предпочла нанять обычную кухарку, в какую превращается Энн буквально на глазах. Простую кухарку, которая будет рада такой хозяйке, как я, со всеми моими странностями и причудами.

— Можешь заменить всех слуг, которые тебе не понравятся.

Он еще раз сжимает мои пальцы, отодвигает кофейную чашку и стягивает с шеи салфетку.

— Кроме Луи.

— Спасибо, — говорю я, и морщинка у меня на лбу разглаживается.

Остался последний вопрос. Я хочу спросить у мистера Арнотта, можно ли мне писать стихи. С другой стороны, зачем спрашивать разрешения? Я ведь могу писать стихи, когда он работает, в свободное время. Я же не буду целыми днями выбирать наряды, развлекать жен его друзей и добавлять изящные женские штрихи в убранство его домов. Разве не ради этого я выхожу замуж? Не ради свободы?

— Ах, милая Элиза! — нежно заглядывает мне в глаза мистер Арнотт. — Я так рад, что судьба привела меня в Тонбридж и я нашел здесь тебя. Ты просто находка для компании «Специи Арнотта»!

Мне становится чуточку легче на душе. В одном я могу не сомневаться: у миссис Арнотт всегда будут лучшие и самые свежие специи.

Глава 32 Энн Лук-порей с мокрицами

Пока мисс Элиза в последний раз завтракает с мистером Арноттом, я бегу в свою комнату на чердаке, которую Хэтти, как всегда, оставила в беспорядке. Ее кровать не застелена, ночнушка валяется на полу, вокруг умывальника наляпано водой, лоскутный коврик сбился в кучу, ночной горшок не вынесен. Но у меня нет времени рассуждать о неопрятности своей соседки. Пошарив под матрасом, я достаю томик стихов.

Я решила тихонько вернуть книгу на кухню: якобы нашла на буфете, за блюдом для рыбы. Замотавшаяся мисс Элиза, скорей всего, не вспомнит, что не клала ее туда. Конечно, это нечестно, только ничего другого не приходит в голову. Книга предательски торчит у меня из-под мышки, будто видит, что я делаю, и выдала бы меня, если бы могла. Она переплетена в шелк нежно-василькового цвета, а на обложке написано изящными золотыми буквами: «Стихотворения Элизы Актон».

Боясь, что меня застанет Хэтти, я прислоняюсь спиной к двери и с трепетом открываю книгу. На первой странице написано, что она напечатана мистером Ричардом Деком в Ипсвиче. На следующей — вновь название и имя, элегантным шрифтом с длинными росчерками и угловатыми буквами. Я знаю, что надо остановиться, спросить разрешения, что я поступаю, как вор, однако меня влечет непреодолимая сила, будто я попала в течение могучей реки. Я провожу пальцами по красивым буквам, и сердце выскакивает из груди — сама не понимаю, от страха, раскаяния или возбуждения.

Я открываю первое стихотворение, веду пальцем по словам и читаю, чувствуя, как шевелятся губы. Смысл написанного доходит лишь через несколько секунд. Я потрясенно захлопываю книгу.

Затем открываю вновь, читаю дальше и медленно оседаю на пол. Ее стихи полны невыносимой боли. Какой ужас! В них говорится, что она хочет умереть… уйти в холодный мрачный мир опять… чтобы рабой бесчестия не стать… о раскаянии, нищете, позоре, презрении, подневольной жизни…

Я потрясена до глубины души. У мисс Элизы есть все, что только можно пожелать. Разве испытывала она когда-нибудь муки голода? Дрожала от холода так сильно, что не могла уснуть? Ей не нужно на целый день привязывать к себе веревкой сумасшедшую мать, чтобы та не бегала голая по полям. Откуда в ее голове столько печальных мыслей?

Оказывается, я совсем ее не знаю. И никогда не знала. А ведь мы провели столько дней, трудясь бок о бок на кухне. Я считала ее подругой… Внезапно я становлюсь маленькой-маленькой, будто поднялась высоко в небеса и смотрю оттуда на все, что происходит внизу.

Я резко захлопываю книгу. Любопытства как не бывало. Мне стыдно, что я без спросу заглянула ей в душу: эти стихи написаны не простыми черными чернилами, а кровью.

Вместе со стыдом меня охватывает растерянность. Точно я стою на зыбучем песке. Все, что казалось мне в жизни непоколебимым, пошатнулось.

Спрятав книгу под передник, я бегу по черной лестнице на кухню. Миссис Долби пришла забрать стирку и связывает белье в простыни. Хэтти тащит в буфетную поднос с грязной посудой от завтрака, которую должна вымыть Лиззи.

— Тебе, Энн, придется чистить этот чудесный порей, — ехидничает она и кивает на стол, где лежит самый грязный лук-порей, что я видела в своей жизни, весь в липких комьях земли, с ползающими мокрицами.

Чтобы его как следует отмыть, потребуется целый час, и мои руки окоченеют от холодной воды. Но сегодня я рада возможности отвлечься. Меня охватывает внезапный прилив дружелюбия к порею, к Хэтти и малышке Лиззи, к миссис Долби с ее красными мясистыми руками.

Я засовываю книгу за рыбное блюдо, а когда приходит мисс Элиза, говорю как ни в чем не бывало:

— Кажется, я нашла книгу, которую вы искали.

Ее лицо вспыхивает от радости, как свеча.

— Ах, Энн, где она была?

— Вон там, за рыбным блюдом, — отвечаю я, с преувеличенным вниманием рассматривая порей и стряхивая мокриц.