На кухне мисс Элизы

Она с улыбкой откладывает письмо. И вдруг делает то, чего я никогда еще не видела. Приподнимает юбки и кружит по кухне. Я тоже готова танцевать от радости, но только смотрю на нее во все глаза. Перехватив мой взгляд, она останавливается, поправляет юбки, приглаживает волосы и велит поставить кекс вместе со свечкой на блюдо и отнести в гостиную. Я делаю, как велено, стараясь усмирить дрожащие руки, ведь от мысли, что я поеду в Лондон и увижу Джека, у меня выскакивает сердце. Правда, я тут же вспоминаю о папе и вновь покрываюсь холодным потом.

Глава 35 Элиза Ортоланы с петушиными гребешками

Дом мистера Арнотта на Альбемарль-стрит очаровывает меня с первого взгляда. Ступени выскоблены добела, ставни сияют свежей краской, сверкает начищенной медью дверной молоток. Нарядный фасад чист и ухожен. Даже тротуар перед домом выметен — на нем нет обглоданных костей, конских яблок, разлагающихся крыс и гнилых овощей, которыми усеяны все улицы Лондона.

По лестнице сбегает мистер Арнотт в расшитом сюртуке с блестящими выпуклыми пуговицами. Меня охватывает радость. Я буду здесь жить! Я наконец стану хозяйкой собственного дома!

— Добро пожаловать! — восклицает он, кланяясь нам с мамой.

Энн и лакеи выгружают багаж, а нас проводят в дом. В холле выстроилась прислуга: экономка, дворецкий и шесть горничных. Они кланяются и делают книксены. Правда, мистер Арнотт не может вспомнить их полные имена, так что экономка вынуждена вмешаться и представить всех на странном наречии — кажется, шотландском, которого я не понимаю. За спинами у слуг тикают высокие напольные часы с херувимами на циферблате. Стол красного дерева стонет под тяжестью расписанной золотом вазы с оранжерейными цветами. Стены украшают картины в тяжелых золоченых рамах с изображением всадников. В настенных светильниках и двух сверкающих люстрах мерцают сотни свечей, так что прислуга, мебель, цветы, ковры и картины покачиваются перед глазами, точно плывут на морских волнах. Скосив глаза на маму, я вижу, что она, загибая пальцы, мысленно подсчитывает стоимость каждого предмета обстановки и каждой восковой свечи.

Экскурсия начинается в столовой. Пол натерт до блеска, стены увешаны зеркалами и портретами. Длинный стол окружает дюжина обеденных стульев, обитых коричневой кожей. С каждого края стола стоят приставные сервировочные столики на латунных колесиках, а в центре возвышается серебряный канделябр, окруженный маленькими ананасами. Рядом с камином стоит вместительный шкаф для подогрева тарелок, на котором изображены соблазнительные китаянки, кокетливо выглядывающие из-за разрисованных вееров.

— Я думала, ты не принимаешь гостей дома, — с игривой улыбкой произношу я.

Мать одобрительно кивает.

— Здесь все осталось так, как было при моей супруге. Можешь поменять все, что тебе не нравится.

Он обводит рукой комнату:

— Все это давно устарело.

— Сейчас в моде ситцевые шторы, — говорит мама. — Жалюзи смотрятся простовато.

— Не нужно ничего менять, — вмешиваюсь я. — Терпеть не могу выбрасывать деньги на ветер.

Она бросает на меня сердитый взгляд.

Из столовой мы переходим в малую гостиную, затем в гостиную и в библиотеку. Меня удивляет, что у мистера Арнотта столь скудная коллекция книг для человека с его достатком.

Когда мы выходим из библиотеки, мистер Арнотт говорит, что в его спальне нет ничего достойного внимания, а наши комнаты мы увидим позже, и предлагает перейти к чаю.

Я набираюсь храбрости, откашливаюсь и сплетаю пальцы рук.

— А можно мне посмотреть кухню, Эдвин?

Мать вновь бросает на меня свирепый взгляд и надменно замечает:

— Элиза, милая, кухня — для прислуги. Современные лондонские хозяйки никогда не бывают у себя на кухне. Правда, мистер Арнотт?

— В самом деле, — улыбается он. — Но если тебе хочется, Элиза, то можешь посмотреть. — Осмелюсь предположить, что это будет первый и последний раз.

Мы спускаемся по ступеням, мать сердито сопит у меня за спиной. В задней части дома — еще один лестничный марш, узкий и темный.

— Я дальше не пойду, благодарю вас, мистер Арнотт, — заявляет она.

Оказавшись меж двух огней, Эдвин теряется.

— Я, пожалуй, тоже останусь здесь, — говорит он. — Луи не выносит, когда я приближаюсь к кухне. У меня есть ключи от винного погреба и от комнаты, где хранится столовое серебро, а дальше мне ходу нет.

— Оставайся с мамой, а я гляну одним глазком, — говорю я, спускаясь в сырой коридор с низким потолком.

Я уже чую за хозяйственными помещениями исходящую жаром кухню, слышу бульканье кастрюль на плите, улавливаю мощный дух жареного лука и бараньего жира. Сквозь беспорядочное смешение запахов пробивается древесный аромат розмарина.