Я закрываю глаза и слушаю ветер, шумящий в деревьях. Удобная ложь… «Ложь во спасение», — называла ее мама. Ложь, которая никому не навредит. Я крепко зажмуриваюсь, и перед глазами встает картина: мама, засучив рукава, стирает в ручье папину одежду. Я сижу рядом, на ловушке для угрей, и сцарапываю грязь с одежды острым кремнем. На воде играют солнечные блики.
— Бог всегда простит тебе невинную маленькую ложь, доченька, — говорит мама, и ее улыбка обнимает меня, как мягкий шелковый мешочек. — Ложь, которая облегчает жизнь другим, — это ложь во спасение.
Я распахиваю глаза. Хэтти похрапывает и вертится на матрасе. За окном раздается уханье совы. Мама и призрачное прошлое исчезают столь же внезапно, как появились. Остаются только ее слова. Кому станет легче, если я притворюсь, что мама умерла? Мрак в комнате сгущается. Я стараюсь не думать о словах Хэтти, что мисс Элиза выбрала меня своей любимицей. Слишком поздно. Слова, поднявшие мне настроение несколько минут назад, утратили весь свой блеск, когда я поняла, как низко пала.
Я складываю руки, крепко прижимаю их к груди и закрываю глаза.
— Дорогой Господь, прости мне мою ложь и смилуйся надо мной. Исцели мисс Элизу, избавь ее от лихорадки. Сделай самой счастливой женщиной на свете. Пусть маме тоже станет лучше, а папа не пьет, чтобы я могла остаться с мисс Элизой… Сделай так, чтобы мне не приходилось лгать, боже. Аминь.
Глава 39
Элиза
Салат с лебяжьими яйцами
Притворяться больной мне скоро надоедает — дает о себе знать моя неугомонная натура, и когда в комнату врывается мама, объявив с порога, что получила письмо от папы из Кале — тот обещает сделать все возможное, чтобы приехать на мою свадьбу, я решаю: пора все выложить начистоту. Я набираю побольше воздуха и разглаживаю одеяло, приглашая ее сесть рядом.
— Нам надо поговорить, мама.
Она проносится к окну и дергает занавеску; на половицы падает квадрат маслянисто-желтого света.
— Твой папочка все придумал. Он проберется на борт судна, где не будут задавать лишних вопросов. Нам следует вести себя крайне осторожно, чтобы кредиторы ничего не пронюхали.
Она замолкает и вглядывается в мое лицо.
— Ты выглядишь лучше, дочка. Это все лондонский воздух и грязная городская вода. Ты с детства была слабенькой. Наверное, нужно купить ему шляпу с очень широкими полями. Как ты думаешь?
— Мама, свадьбы не будет. Я разорвала помолвку с мистером Арноттом.
В комнате повисает тишина. Я смотрю на свои побелевшие руки, сплетенные на коленях. Точно как тогда, в гостиной у Эдвина, когда я сообщила ему эту новость. «Эдвин, я не могу стать твоей женой», — выпалила я. Он попросил объясниться — ровным голосом, в котором сквозила горечь человека, привыкшего к ударам судьбы. Он имел право требовать объяснений, и я их предоставила. Разве он не заслужил? Он не сделал мне ничего плохого и должен увидеть меня в истинном свете: как я своенравна и упряма, как беспокоен мой дух.
— Я не могу выйти замуж за мистера Арнотта.
Я тереблю пальцы. Мама некоторое время изумленно таращит глаза, затем хмурится и говорит:
— У тебя все еще горячка, Элиза. Я немедленно пошлю Хэтти за доктором Коллинзом.
Раздраженно цокая языком, она направляется к двери.
— Мистер Арнотт знает. Поэтому мы и уехали из его дома в такой спешке; болезнь — лишь предлог, позволяющий соблюсти приличия. Извини.
Мама в замешательстве разворачивается, быстро-быстро моргает и кривит лицо.
— Это не из-за…
Я напрасно жду, когда она произнесет имя Сюзанны. Вместо этого она тянется к столбику кровати и издает тихое сдавленное рыдание. Я встаю и иду к ней, однако она отступает назад, ее лицо принимает жесткое и решительное выражение.
— Объяснись, — требует она, хватаясь за столбик рукой, напоминающей когтистую куриную лапу.
Я делаю глубокий вдох, вновь забираюсь в постель и натягиваю одеяло до самого подбородка. У меня внезапно появляется острое желание укутаться, завернуться во что-то теплое и мягкое.
— Да, из-за нее тоже. Разумеется, ему я не сказала. Есть и другие причины. Более веские.
Мать заметно расслабляется, снова морщит лоб и ждет.
— Я не смогла бы стать такой женой, какая ему нужна. У меня внутри…
Я умолкаю и пытаюсь вспомнить, что говорила Эдвину. По-моему, он понял: даже сочувственно закивал. Как если бы ему были знакомы мои честолюбивые устремления. А мама… нет, она никогда не поймет.
— И что же такого у тебя внутри? — вопрошает она, вскидывая брови до самых волос. — Ради чего ты заставляешь страдать всю нашу семью?
— Никто не страдает. Кэтрин и Анна работают в прекрасных семьях. Эдгар сколачивает состояние на Маврикии. Мэри замужем за хорошим человеком и довольна жизнью. А папу от кредиторов мой брак с мистером Арноттом не спасет.
— А как же я? Я вынуждена обслуживать постояльцев, в то время как моя дочь, старая дева, целыми днями пропадает на кухне, точно простая кухарка.
Я вздыхаю и отбрасываю одеяло. Хватит прятаться за цветастыми стегаными квадратиками. Пора признаться честно.