На Лиговке, у Обводного

Конники устало слезли с лошадей, за руку поздоровались с сельсоветчиками, сбросили с себя карабины, сели на ступеньки часовенки, закурили.

Сбежались ребятишки, столпились тесным кругом бабы, молча рассматривали приезжих. Двое молодых, чуть старше меня, третий командир — плотный, коренастый, воротничок на гимнастерке внатяжку. Глаза голубые, навыкате, смешливые, веселые.

— Замучили бандюки, — весело и хрипло говорил он, почесывая на горле седую щетину. — Вконец загоняли. Ни поесть, ни поспать. Развелось их… как вшей в загашнике! Только одну банду ликвидируем, в баню сходим — еще одна появилась.

Он расспросил про дорогу и скомандовал:

— А ну, хлопцы, по коням!

Нехотя они сели в седла, поехали в наш лес искать бандитов. К вечеру вернулись, похлебали у Прокофьевых щей и уехали.

— В Залесье будем. В случае чего — дайте знать, прискачем.

Отряд по борьбе уехал, а праздник Покрова на носу, его не отменишь. Со всей округи родня, близкие, знакомые понаедут, в каждый дом по пять, по шесть телег, не считая пеших из соседних деревень. Одного хлеба напечь, харчей наготовить, в избах прибраться, полотенец, наволочек приготовить — ночевать будут по две-три ночи. До банды ли тут? Все это бабьи заботы. Но и мужикам было о чем подумать.

Самогонку гнали с начала войны, как только прикрыли царскую «монопольку». За самогонку штрафовали, сажали в «кутузку», — до революции урядник со своими стражниками, теперь милиция. Но какой же Покров пресвятые богородицы без самогона? И надо его немало. Лучшим винокуром в деревне был Вася-Солдат. Как-то под вечер он погрузил на телегу чугунный котел, банки, жестянки, четвертные бутыли и поехал вдоль деревни к прогону, что вел к лесу. Шел, держа лошадь под уздцы, назад вроде бы не оглядывался, но примечал, как из каждых ворот выскакивал хозяин и сбрасывал с плеча на телегу кто полмешка муки, а кто и побольше. Когда он завернул в прогон, телега уже была полной. Так он и уехал. Лошадь с телегой кто-то пригнал обратно, а Вася-Солдат остался в лесу. Туда ходили по очереди с берестяным кошелем за спиной. Возвращались — в кошеле звякали тяжелые бутыли…

— Когда же Васька нам-то сделает? — сердито спросила тетя Клавдия Никанора. — Считанные дни до праздника.

— Завтра наш черед. С утра пойду.

— Не нахватайся там с Васькой. Еще побьешь дорогой.

Никанор промолчал.

Утром, обрядившись со скотиной и по дому, Никанор принес из чулана два берестяных кошеля, с которыми ходили за грибами. Сунул в каждый по две четвертные бутыли, обложил соломой, чтобы не разбились, и один подал мне:

— Поможешь нести.

Мама промолчала, и мы пошли.

По желтой пожухлой траве, по щетинистому жнивью, по зеленой траве стелился клочковатый туман. Там, где должно взойти солнце, с ночи застряла длинная синяя туча. Сквозь щели-просветы золотилось небо. Было прохладно. Никанор шагал быстро, убористо, я почти бежал за ним, чтоб не отстать. В лесу знакомая тропинка — по ней хожено-перехожено — стала как чужая. Все на ней не так, как летом, будто видишь в первый раз, а все оттого, что в ольшаниках, на березах, в орешниках лист осыпался, стало светлее, чем летом, видно дальше, лист не мешает… Вот и кажется — бежит тропинка по чужому месту. Только в темных ельниках все по-старому — сыро, сумрачно.

Вдруг Никанор остановился, прислушиваясь. По тропинке кто-то шел навстречу. Из-за поворота показался Вася-Солдат. Шел пошатываясь, прихрамывая, хватался за голову, матюгался.

— Ты чего? — спросил Никанор.

Вася-Солдат испуганно остановился. В руке блеснул топор.

— Кто?! — испуганно выкрикнул он. — Не подходи!

— Окстись… Что с тобой?

— Никанорушка! — обрадовался Вася-Солдат. — Родимушка!.. Помоги… — Вася-Солдат как-то боком, крякнув, присел на поваленную ольшину, не сгибая ногу. — Побили меня. Ногу зашибли… По голове тяпнули. Первача три четверти… полных… унесли. Убежал я. Что делать-то? Трое их… с винтовками. Трах меня по башке — я и лапти кверху.

— Топор-то весь в крови, — сказал Никанор.

Вася-Солдат посмотрел на топор.

— Зацепил я одного. Я ить от них не сразу побег. Успел топоришком помахать. А как по кумполу хватили… прикладом, я и…

— Кто такие?

— Не знаю. Чужаки. Может, та самая банда? Змеевик с котла сияли. Муку унесли, всю жратву забрали. Капусту и то… Разорили начисто. Главное, змеевик… Что я теперь без него? — Вася-Солдат горестно развел руками. Тоскливо посмотрел на Никанора. — Покурить-то есть? Смерть как курить хочется…

Торопливо закурив, Вася-Солдат пощупал голову.

— Посмотри-ка, что там? — повернулся он ко мне.

Густые волосы слиплись от крови, над ухом торчала здоровая шишка, кожа на ней содрана, и сочилась кровь.

— До дому-то дойдешь? — спросил Никанор.

Мы подхватили Васю-Солдата под руки и что было духу повернули назад. Он шел хромая, вприпрыжку, и, не успели мы довести его до избы, до сельсовета, сбежалась вся деревня.

— Да что же это такое? Да как же так? Царица небесная!.. Матушка-заступница! А где же эти самые?.. Конные? Щи хлебать — так они здеся. А бандитов ловить…