На Лиговке, у Обводного

Фотосъемка прошла быстро и на уровне. Девушки шли по цветущему лугу, держали на вытянутых руках каравай, красиво улыбались. Фотограф остался доволен и обещал кое-что прислать на память. Я свез его на вечерний автобус, и мы стали ждать обещанные фотокарточки. Девчонки чуть ли не каждый день звонили в клуб — нет ли чего? Не пришло ли?

— И не придет! — сердился Сергей Сергеевич. — Он про вас и думать забыл. Таких, как вы, у него сотни. Ансамбли-то по сто человек бывают. Всем и послать? Понимать надо. Мало ли что — обещал. Из вежливости.

Сколько времени прошло, не помню, но уже попахивало осенью, и Танька в какой-то газете разглядела маленькую серенькую фотографию. Три девицы в кокошниках держали каравай. И подпись — «Хлеб нового урожая».

— И то хорошо, — сказал Сергей Сергеевич. — Главное сделано. Задание из центра выполнено.

ВОТ ТАКАЯ ИСТОРИЯ…

В тот день, ближе к вечеру, наладился я на озеро рыбки поудить. До телевизора времени много, дай, думаю, смотаюсь на пару часиков. Вот только бы погода не подкачала. День жаркий, душный, и за озером собиралась туча. Синяя, лохматая. И беспокойная, так вся и клубится. Куда ее понесет? А если на озеро?.. Ну да авось! Не первый раз. Подхватил я рюкзачок, удочки, взвалил на плечи весла и пошел к Старому причалу. Там у меня лодка стоит.

Жена вдогонку:

— Опять допоздна провалишься? К ужину не придешь — ждать не буду.

Какой там ужин? Разве мне до ужина? Иду под горочку, и мысли у меня легкие, простые — про озеро, про рыбацкое счастье, будет клев или нет? И где встать лучше — к камышу прижаться или к омуту поближе? Этот омуток я нашел в середине лета. Удивительный омуток. Там иногда такой окунь берет — порционный, любо-дорого. У Старого причала стояла лодка Васи Хромого, груженная сеном. Вася и Люська-Лавочница поверх сена еще и товар для сельповского магазина наваливали. Люська каждую неделю приезжает с того берега за товаром для своего магазина. А Вася подрабатывает на этом, перевозит. Ну, иду я мимо, говорю: «Помогай бог!» Вася тужится над каким-то мешком, никак поднять не может. У него одна нога — протез. Хотя и ловко сделано, не разберешь которая, обе в резиновых сапогах. Сапоги-то одинаковые, а ноги разные. А Вася к тому же и под мухой. Не так чтобы очень, но тепленький.

— Привет спортсмену-любителю! — Вася дурашливо помахал фуражкой. Она у него с золотым якорем и в белом чехле. — Покурим? — и стал хлопать себя по карманам, ища курево.

— Покурил бы, да некогда, — сказал я — и ходом дальше. К чему с пьяненьким время терять?

Тут и Люська голос подала:

— Я те покурю, черт хромой! Грузить надо. Вечер на носу.

Люська в годах, но крепкая, стройная. И одета с шиком. Все на ней особенное, цветистое. Юбка короткая, как у молодой, резиновые сапожки и те не как у всех баб — черные, толстые, — а малиновые, с блеском.

— У-у, пьяница! — кричит она на Васю. — Куда? Куда? В воду грохнешь. — Она оттолкнула его, схватила мешок, закинула в лодку.

«Зда-аровая, черт», — подумал я, поглядывая на ее широкую спину, и пошел себе дальше, к своей лодке. Сел на весла и погреб к омутку. А на берегу Люська все на Васю гневается:

— Как просила, как просила… Не пей, не пей, перевезешь товар, жри сколько хочешь.

Хлопотливая жизнь у этой Люськи. Бабе под пятьдесят, а мешки самой ворочать приходится. Тоже и ответственность — товару на тыщи рублей, а она сам-один: и завмаг, и продавец, и грузчик. Двух дочек вырастила. Без отца. Мать-одиночка. Те подросли — да и подались в город. Только она их и видела. А ее все «Люська», да «Люська». Без уважения. Почему так? Может, сама виновата? Толкуют, что мастерица обсчитать-обвесить, зубы заговорить. Так ведь и то сказать — может, в ее деле без этого и не обойдешься?

Привязался я к колышку, забросил удочки, сижу. Жду. Люблю с крупным окунем повозиться. Крупный с ходу берет, без церемоний. Цап! И пошел на глубину. Только леска звенит. Вот тут и начинается. Кто кого. Он и туда, и сюда, и вправо, и влево, и вверх, и вниз. Тут уж ушами хлопать некогда. Держи его на натянутой леске, не давай слабины. Иной попадется — умаешься. Но если уж вытащишь — удовольствие неизъяснимое. Если день удачливый, так спина взмокнет.