На Лиговке, у Обводного

Туча повернула все-таки на озеро. Прикрыла хвостом небо, напустила мрачности и холода. Потянуло ветерком, камыш зашуршал, пригибаясь к воде, волны пошли с белыми гребешками. Улов у меня — кошке на ужин, но чувствую, пора удочки сматывать. Между островками как в трубу подуло. Так и понесло. Слышу, у Старого причала мотор загудел — Вася с Люськой тронулись. Как-то они до своего берега доберутся? Ветерок им прямо по левому боку. Тут они из-за камыша и показались. Вася в корме у мотора. Люська на сене от ветра жмется, за ящики хоронится. Только что же это Вася прямиком идет, по широкому месту? Что он, ветра не чует? К берегу надо прижиматься, к берегу. Хотел я ему крикнуть, да ведь бесполезно, не услышит, мотор у него под ухом гудит. Выскочит лодка за островок, повалит ее набок. Сено на лодке как парус. Не выдержал я — закричал. Руками машу, показываю, — дескать, подворачивай к берегу. А Вася мне в ответ своей белой фуражкой махнул — думает, я ему доброго пути желаю, — и лупит дальше. Замерло у меня сердце — что будет? Проскочит или нет? Только Вася высунулся за островок, его и повалило. Сено подхватило ветром и понесло по озеру. Я глазам не верю — люди тонут!.. Сгреб я весла — и к ним. Гребу, оглядываюсь — торчит над водой черное днище, ящик с макаронами плавает, Васина фуражка белеет. Подплыл поближе — две головы торчат. Живы!.. Вася, видно, водички хлебнул — глаза ошалелые, в лице ни кровинки и воздух судорожно глотает. Люська его за шиворот держит, окунаться не дает. И сама едва за днище цепляется.

Увидела меня и кричит:

— Где ты, черт, пропадаешь? Жду, жду, силушки больше нет. Тащи этого безногого!

Подхватил я Васю, ввалил в лодку, Люську выловил.

— Ну, гад! — кинулась она на Васю — и кулаком ему по кумполу. — Быть тебе у прокурора! Сколько товару загубил! Одной водки шесть ящиков. Знаешь, какая сумма?

Вася только воздух глотает. Он был где-то еще там… Не совсем на том свете, но где-то неподалеку от него, и возвращался оттуда не сразу. Повернул я к берегу. Лодчонка у меня легонькая, одному мне много ли надо? А для троих тесно. Чуть шевельнешься — и… А Люська так и рвется на Васю, кулаками машет.

— Да сиди ты тихо! — закричал я на нее. — Догребу до мелкого места, там и разбирайся.

Люська схватилась за свои мокрые волосы, как рванет их, как закричит истошным голосом:

— Ой, бедная моя головушка! Ох, тошненько, убытки-то какие!

Дотащил я их до берега из последних сил. В глазах темно, коленки дрожат. Люська повалилась на землю, плачет, убивается. Вася в себя пришел, осознал случившееся и удивился:

— Как это меня бес попутал? Перевернулся? И мотор утопил?

— Водка тебя попутала! — кричит сквозь слезы Люська. — Что теперь делать?

Надо бы на озеро пойти, Васину моторку к берегу подтянуть — может, что плавает, тот же ящик с макаронами. Но мне было не под силу. Ноги не стоят, руки трясутся.

— Вот что, — говорю им, — дуйте в сельсовет. Иван Степанович, председатель, поможет. Организует вам спасательную экспедицию. А меня извините. Хватит с меня острых ощущений. Не пенсионерское дело из воды утопленников ловить. Выдохся я на сегодня.

На том и порешили. Они как были мокрые, так и побрели. И я домой пошел.

Прошла неделя, а может, и больше. Вызывают меня в сельсовет. Сидит там товарищ, пожилой, в галстуке, лицо строгое, официальное. Рядом с ним молоденькая, глазастенькая женщина. Комиссия. Разбираться приехали.

— Вы Прохоров, Петр Васильевич? — спросил пожилой товарищ.

— Я.

— Вы видели, как тонули Вася Хромой и Люська-Лавочница?

— Не только видел, а и сам с ними чуть не перекинулся. Лодка-то у меня маленькая, — пояснил я, — а одна Люська кило на восемьдесят потянет.

Товарищ поморщился и сказал, что размеры лодки и вес Люськи-Лавочницы комиссию не интересуют.

— Свершившийся факт вы подтверждаете?

— Что ж тут не подтвердить? Весь поселок знает.

Товарищ повернулся к глазастенькой:

— У члена комиссии вопросы есть?

У той вопросов не было.

— Вы, Прохоров, еще что-нибудь добавить хотите?

Я подумал-подумал — что тут еще добавлять? Опять скажет — комиссию не интересует.

— Нет, — говорю, — добавлять нечего.

— Тогда будем считать, что все ясно. Подпишите акт о стихийной гибели государственного имущества. Убытки спишем по закону, а вас представим к награде. К медали «За спасение утопающих».

Ну, что тут скажешь? Помялся я, вроде все правильно. Товар утонул, насчет спасения… Кто его знает — может, они и без меня бы выбрались или кто другой подвернулся, вытащил бы. Ну, да ладно — медаль так медаль. Подписал я бумажку, товарищ убрал ее в портфель. А глазастенькая руку мне пожала и сказала, что я смелый, благородный человек.

Вечером явился ко мне Вася Хромой. Пьяненький.

— Прохорыч!.. В ножки кланяюсь. Спаситель мой. Я б тебе две медали дал. Кабы не ты… И вообще все хорошо. Засудить могли бы. Запросто. Ох, и баба эта Люська! Обтяпала, комар носу не подточит. На восемь сотен рублей списали. А мотор я свой заново перебрал. Теперь тащит лучше прежнего. Люська-то тебе хоть спасибо сказала?