На Лиговке, у Обводного

Люську, с тех пор как она рыдала на берегу, я не видел. Говорили, магазин закрыла на переучет, бегала в сельсовет, заверяла какие-то справки, ставила печати, требовала характеристики. Потом укатила в город, привезла комиссию.

И вся эта история стала забываться. Подходила моя любимая пора, когда уже не жарко, но еще и не холодно. Дни заметно сократились, воздух посвежел, стал прозрачным. В полях летела паутина, и тучами носились скворцы, собираясь в дорогу. Вода похолодела, особенно на глубине, и клев был отличный.

Как-то сижу над своей ямкой, на поплавки поглядываю. В лодке уже штук пять этаких полосатых тигров хвостами по дну шлепают. Слышу, моторка гудит, в мою сторону заворачивает. Насторожился. Разгонит она моих окуней. Точно!.. Застопорила чуть ли не рядом. Вижу сквозь тростник — двое в лодке. Разделись, похлопали себя ладошками. Уж не купаться ли надумали? Так и есть. Нырк оба в воду. Только волна пошла. Чумовые какие-то. А может, пьяные? Минут двадцать воду баламутили. Орут, спорят, матерятся. Какой тут клев! Плюнул я — и за весла.

Сколько времени с того случая прошло, точно не помню, но уже по телевизору кончался футбол, начинался хоккей. Сидел я опять на своем омуте. Настроение хорошее — клев был отличный, и впереди удовольствие: вечером по первой программе «Спартак» передавать будут. Вдруг слышу, на берегу, за ракитником, мотоциклет урчит, к воде пробирается. И кто-то кричит:

— Прохорыч! Давай к берегу. Дело есть.

Что такое? Кому я так срочно потребовался? На мотоцикле приехали.

— Кто такой? — спрашиваю.

— Давай, давай. В милицию тебя надо.

По голосу похоже — наш участковый. Подгреб к берегу, спрашиваю:

— Что случилось? Зачем понадобился?

— Там скажут. Мое дело доставить.

Доставил он меня в кабинет, где сидел рослый, плечистый парень лет тридцати в штатском костюме. Разговор с ним начался так, как и полагается в таком кабинете:

— Прохоров?

— Прохоров.

— Садитесь.

— Надолго? — попробовал я пошутить.

— Там видно будет, — улыбнулся парень.

Лицо у него веселое, румяное. Посматривал он на меня простодушно, но хитровато. Точно хотел сказать — ну, что, брат, попался?

— Будем знакомы, — сказал он. — Скворцов, Николай Михайлович, следователь прокуратуры.

Я только свистнул. Про себя, конечно. Ничего себе знакомство!

— Так какое ваше мнение — утопила Люська-Лавочница водку или нет?

Сразу-то до меня и не дошло, о чем речь.

— Какую водку?

Следователь улыбнулся и даже на спинку стула откинулся.

— Как какую? Акт подписывали? Ваша подпись? Подтверждаете?

Бумажка была та самая, что увез серьезный товарищ. И подпись моя.

— Тут сказано, — весело продолжал он, — утоплено шесть ящиков водки, на сумму согласно накладной… — Смотрел он лукаво, как будто раскрыл какую-то мою тайну. — Приличная сумма!

— Никакой водки я не видел, — перебил я его.

— И что самое главное, — продолжал он с ухмылочкой, — лодка-то перевернулась рядышком с вами. Будто вы их там и ждали.

Сердце у меня заколотилось. Куда это он поворачивает? Еще чего не хватало.

— Никого я не ждал! — закричал я. — Я на этом месте все лето сижу. Чуть ли не каждый день. Омуток там с окунями.

— Это хорошо, что омуток с окунями. А вот почему Вася Хромой тяжелые ящики на сено грузил? Лучше бы их вниз, на дно, а сено сверху? Центр тяжести. Когда лодке перевернуться? Любому школьнику понятно.

Почему Вася так нескладно положил груз, мне и самому невдомек. Это мне еще тогда, на Старом причале, в глаза бросилось. Уж он-то должен знать, как лодку грузить. Всю трудовую жизнь на озере провел. На пенсию ушел матросом с теплохода. Не задумался я тогда над этим.

— А самое смешное, — продолжал мой новый знакомый, — знаете что?

— Что? — рассеянно спросил я.

— Водки-то на дне озера не оказалось. Нету!.. Ваши же парни с промкомбината поживиться хотели. Полдня ныряли — и хоть бы бутылочку нашли.

Вспомнил я про тех купальщиков, которые мне окуней разогнали. Сижу ни жив ни мертв. Будто по голове веслом стукнули. Вот это поворот всему делу. Горло даже пересохло. А новый знакомый беспокойство проявляет.

— Что с вами, Петр Васильевич? Да не волнуйтесь так. — И водички мне в стаканчике подносит.

Хлебнул я немножко, полегче стало. А он дальше жмет.

— Ну так как, Петр Васильевич? Куда водка делась?

Я только глазами моргаю. И Люську кляну. Чтоб она утопла на том месте. Спас змею на свою погибель.

— Вы понимаете, Петр Васильевич, тут не медалью пахнет, а уголовной статьей за соучастие.

Поднял я глаза на следователя, хотел сказать — дорогой товарищ, ни сном ни духом!.. А он смотрит на меня в упор, и никакой милой улыбки у него на лице нет. Серьезный такой стал, глаза злые, и карандашиком этак нервно по столу стучит.

— Идите домой, — говорит. — И подумайте.

Я к дверям — слава богу, отпустила кошка мышку. Пришел домой, плюхнулся к телевизору. «Спартак» играет, а я смотрю и ничего не вижу. С кем он играет, как играет, какой счет? В конце второго периода Люська пришла и чуть ли не за шиворот Васю притащила.