— Просто переместите ее карточку в группу уничтоженного материала, и ни у кого не возникнет никаких вопросов. Разве вам не приходил такой вариант в голову? — раздраженно сказал эсэсовец, разозленный тем, что ему задают такие глупые вопросы. — И мне не нравится, что решения самого рейхсфюрера ставятся под сомнения. Вы же видели, кем завизирован документ? Вам недостаточно этого? Быть может, вы устали от бесконечных трудов на благо рейха? Быть может, вы желаете послужить Германии на фронте? На Восточном определенно не помешал бы лишний солдат.
— Этот толстый бюрократ еще доставит хлопот, — раздраженно барабанил по рулю эсэсовец на обратном пути. — Это ведь тоже не ваша русская, господин майор. Вы даже не особо старательно вглядывались, я наблюдал за вами. Зачем вы тогда забрали эту? Лишние траты, лишняя морока…
— Насчет трат, — прервал его Рихард, не желая слушать дальше его рассуждения. — Я не сумел собрать три тысячи в марках. Но не беспокойтесь — за ваши труды вы получите награду. Пейзаж, который сейчас в багажнике «Мерседеса», стоит в разы дороже.
— Но не сейчас, когда в Берлине полно подобных картинок, — поморщился его собеседник. — Со всей Европы и на любой вкус, и даже от художников-дегенератов[111]
на черном рынке.— И все же вы определенно выручите за нее три тысячи и больше, как я уверен, — твердо произнес Рихард. — Но, если не желаете, я могу выдать письменное поручительство, и через несколько дней мой поверенный найдет для вас деньги.
Как и предполагал Рихард, его спутник согласился взять картину, после того как сорвал с нее упаковочную бумагу и внимательно осмотрел ее. Он явно не разбирался в искусстве, но понимал, что Рихард не лжет ему.
— Надеюсь, вы не пожалеете, что потратили столько денег на свои новые игрушки, — иронично произнес на прощание эсэсовец, когда вернул после проверки картину обратно в багажник автомобиля. Они к этому моменту уже успели вернуться в Далем, где эсэсовец прощался с Рихардом. — Я заметил по вашему лицу, что вам изрядно надоело это приключение. И еще надеюсь, что ваша сентиментальность не заставила вас усомниться в верности политики рейха в отношении неграждан рейха.
Эсэсовец был чуть ниже, чем Рихард, и ему пришлось смотреть на него сверху вниз, когда тот встал перед ним, уставившись внимательно на его лицо. Но несмотря на разницу в росте, они были на равных в этой схватке взглядов.
— Я с радостью вернусь на фронт, чтобы отдать жизнь за Германию и ее народ, — уверенно и твердо произнес Рихард. И он ничуть не кривил душой в этот момент. Потому что понимал — если Германия проиграет в этой проклятой войне, возмездие обрушится на обычных немцев за все то, что творится сейчас в рейхе. Особенно со стороны Советов. Поэтому необходимо сделать все, чтобы Германия не проиграла, а если и потерпела поражение, то заключила бы мир на своих условиях, не пуская никого в свои границы.
Русская, которую Рихард забрал из лагеря, оказалась беременной. Об этом он узнал, когда уже садился в автомобиль, но был остановлен разгневанным пастором.
— Вы привели в Божий дом развратную девку, господин майор! — взволнованно заявил священник и, поймав недоуменный взгляд Рихарда, пояснил. — Девица, которую вы привезли — беременна. Что мне прикажете делать с ней?
— То же, что и Христос с Марией Магдаленой, — отрезал холодно Рихард, когда сумел оправиться от этой новости, почему-то взволновавшей его. — Христос принял грешницу, я думаю, вам надлежит сделать то же. И не вам судить о честном имени этой несчастной. Хотите, я расскажу, что творят солдаты на побежденных землях? Я не думаю, что вам понравится этот рассказ.
— «Бэрхен» спасает только немцев, господин майор, — сказал пастор, сжимая упрямо губы. — Эти женщины не говорят на нашем языке. Что нам делать с ними? Их все равно рано или поздно отправят обратно. Все это не стоит усилий или внимания. Еще и эта русская девка с приплодом…
Позднее, когда он уже ехал по автостраде, направляясь в Тюрингию, Рихарду было стыдно за то, что он вышел из себя в те минуты. Пастор был человеком в годах, ровесник дяди Ханке. Но Рихард тогда не выдержал. Долго копившиеся в нем за эти дни эмоции взяли вверх. Он схватил пастора за ткань его пиджака на груди и притянул к себе в немой угрозе. Некоторое время молча смотрел в глаза пастора, стиснув зубы, и тот сдался — опустил взгляд, тихо проговорив «Я все понял, господин майор».