На осколках разбитых надежд (СИ)

Кто из них? Кто ведет с ней диалог на клочках бумаги с недавних пор? Кто всякий раз находит теплые слова утешения, когда она пишет, что больше не может жить среди немцев? Кто помогает не забыть родной язык, когда она уже начала ловить себя на том, что думает на немецком языке? Кто написал ей в последней записке первые четверостишия из призыва Пушкина к Чаадаеву, который когда-то учили наизусть в школе?

Кто из них? Или они все?.. Все двадцать девять человек знают, что где-то во Фрайтале есть девушка из Советов, которая каждую субботу ходит на станцию рано утром, пока городок еще спит, и украдкой прячет между сложенных горкой бревен немного скудной еды, иногда лекарства, которые крадет из аптеки Людо, для тех, кто уже начал кашлять страшным заливистым кашлем, и неизменную записку, которую подписывает простым русским именем «Катя». В память о той, которая все еще была в рабстве у нацистов. И чье имя только и было достойно стоять в записке к пленным соотечественникам.

Выявить день, когда пленных можно было увидеть на станции, оказалось легко. Двух недель оказалось достаточно, чтобы убедиться, что погрузка угля осуществлялась по графику — в субботний полдень, во время прихода пассажирского поезда на Дрезден. Дело оставалось за малым — понять, каким образом можно связаться с пленными, и, если представится возможность, передать им еды, как когда-то делала в Минске. Она знала, что питание пленных организованно из рук вон плохо, но вовсе не из-за ограничений продовольствия, которые с недавних пор появились в Германии.

Первое время Лена наблюдала. Три недели она подмечала распорядок погрузки угля на станции, зная, насколько на счету у пунктуальных немцев каждая минута. Ее не интересовала длительность работ. Ей хотелось узнать, есть ли у пленных короткие минуты отдыха, когда они предоставлены сами себе прежде, чем их погонят обратно в лагерь. И насколько в это время к ним внимательны охранники. От этого зависело, сможет ли Лена осуществить свой план, который тщательно придумала за недели, прошедшие с момента, когда она увидела своих соотечественников первый раз.

Пленных пригоняли на станцию почти в одно и то же время ровной колонной, вслед за ними на грузовой путь тяжело въезжали грузовики с углем. Весь необходимый инструмент для погрузки выдавался пленным из небольшого складского здания, где хранился под замком. Сама процедура погрузки угля в вагон занимала около двух-трех часов. После этого пленным давали ровно пять минут передышки, когда охранники, будучи в хорошем настроении, забавлялись тем, что бросали пленным окурки, которые единицы из пленных подбирали с земли, не в силах побороть тягу к курению. Если же настроение было плохое, время отдыха сокращалось до трех минут, и пленным не давали даже глотнуть воды из бочки возле склада. А потом гнали их обратно к шахтам. Грузовики же возвращались с пустыми кузовами, что всякий раз злило Лену — ведь можно было посадить пленных, места в нескольких машинах хватило бы всем. Но нет, немцам эта идея не приходила в голову. Или они делали нарочно, чтобы уставшие люди в прохудившейся обуви и тонкой не по сезону одежде шли пешком около пяти километров в гору.