На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927

С организацией полиции турки, по своему обычаю, продолжали тянуть, и христиане заподозрили неладное; 4 февраля 1897 года в Ханье вспыхнуло восстание мусульман, после чего была сожжена большая часть христианского квартала, и в стране возобновилась гражданская война. Христиане заняли Акротири, «полуостров» между Ханьей и заливом Суда, и объявили о своем союзе с Грецией.

Известия о резне в Ханье тем временем достигли Афин и вызвали там сильные волнения. После последнего восстания на Крите греческие политики в основном занимались экономическими проблемами, кульминацией которых стал финансовый кризис 1893 года, а также валютный кризис 1894-1895 годов, когда за английский фунт давали 46 драхм 87 лепт.

Трикупис, советовавший во время прошлого восстания сохранять спокойствие, уже умер, и у власти находился Делигианнис, который в 1885 году выступал за войну. Но даже величайший греческий государственный муж не мог больше сопротивляться общественному мнению. У Греции уходило слишком много денег на содержание критских беженцев в Афинах; в других частях страны тоже осело много уроженцев этого острова, которые требовали военного вторжения на Крит.

Принц Георг, второй сын короля, под радостные крики горожан вышел из Пирея во главе флотилии торпедных катеров, намереваясь сорвать высадку турецких подкреплений; а 15 февраля греческие солдаты под командованием полковника Вассоса, получив приказ оккупировать Крит от имени короля Георга, восстановить порядок и вытеснить турок из фортов, высадились немного восточнее Ханьи.

В тот же самый день адмиралы пяти европейских держав, корабли которых находились в ту пору в водах Крита, оккупировали этот город, и последний турецкий губернатор бежал оттуда навсегда.

Восставшие в районе Акротири атаковали турецкие войска, пока адмиралы бомбардировкой не заставили их сдаться. Этот обстрел вызвал в Афинах сильное возмущение и некоторое недовольство в Лондоне среди тех, кто еще помнил о Наваринском сражении. Державы отправили в Афины ноту, в которой пообещали Криту автономию при условии ухода греческих военных кораблей и войск; однако греки на это не пошли. И хотя адмиралы выпустили прокламацию о введении автономии, за ней последовала блокада острова и новый обстрел восставших в Малаксе, расположенной у залива Суда.

Конфликт эллинизма с его наследственным врагом не мог больше ограничиваться «большим греческим островом». В Греции на правительство давило «Национальное общество»; адрес, посланный ста членами британского парламента, внушил народу, незнакомому с реалиями британской политики, веру в то, что Великобритания придет к нему на помощь. Король в своей речи перед народом заявил, что сам встанет во главе стотысячной армии эллинов. О том, что происходило в недели, предшествовавшие войне, до сих пор можно только догадываться; но в Греции верят, что король Георг надеялся, что военные действия в самый последний момент удастся предотвратить и он сможет уступить давлению без риска потерять уважение своих подданных.

Ни король, ни султан войны не хотели; первый понимал, что даже если он и победит, то ничего не приобретет; в начале военных действий его престиж в Афинах был все-таки выше, чем у германского императора, чьи офицеры были советниками в турецкой армии. Политика этого императора повсюду была откровенно враждебной по отношению к стране, королевой которой однажды станет его сестра. Греки до сих пор считают германского государя главным виновником этой войны.

Эллины, жившие в мире с Турцией со времен войны за независимость, но желавшие воевать с ними в 1854, 1878 и 1886 годах, испытывали сильный духовный подъем, который, к сожалению, не сопровождался умелой организацией. Греция – глубоко демократическая страна, где солдат не признает в офицере человека, стоящего выше его на социальной лестнице, где очень развито желание критиковать, а национальную тактику можно охарактеризовать как «разбойничью войну», в то время как высокие боевые качества турецких солдат признавал весь мир, поскольку они были обучены немецкими инструкторами. Поэтому силы были неравными, даже несмотря на то, что на помощь грекам пришел интернациональный отряд гарибальдийцев, облаченных в красные рубахи, а в военный фонд потекли деньги из-за границы.