На высотах твоих

— А я считаю, что сможем,— ответил Хауден. И принялся объяснять почему: все зависит от того, как подать идею, какие лозунги выдвинуть, чтобы победить на выборах, чего ждать от оппозиции. Прошел час, второй, минуло два с половиной часа, а разговор все не кончался. Принесли кофе, который лишь на время прервал споры. Хауден заметил, что на салфетках под чашечками с кофе изображено распятие — странное напоминание о том, что до Рождества остались считанные часы. День рождения Христа. То, чему Он нас учит — любить ближнего своего,— так просто, подумал Хауден, вполне здравое и логичное учение, независимо от того, верить ли в Христа, сына Божьего, либо в Иисуса, человека смертного. Но люди, как животные, не способны возвыситься до понимания любви— бескорыстной любви — и никогда не смогут. Они извратили слово Христа национальными предрассудками, а церковь только затемнила его смысл. И вот мы здесь занимаемся тем, что противно самой сути учения Христа, в канун дня Его рождения.

Стюарт Костон набивал трубку табаком, вероятно, десятый раз. У Перро кончились сигары, и он курил сигареты Мартенинга. Артур Лексингтон, некурящий, как и премьер-министр, открыл на время окно, но был вынужден закрыть его из-за сквозняка. Клубы дыма повисли над овальным столом вместе с ощущением нереальности происходящего. Мир сошел с ума: то, что творилось в нем, немыслимо, невероятно. И все же, как видел премьер-министр, чувство реальности мало-помалу овладевало присутствующими, принося с собой ощущение неизбежности предлагаемых мер.

Артур Лексингтон был на его стороне: для министра иностранных дел в сегодняшнем разговоре не было ничего нового. Костон колебался. Адриан Несбигсон больше молчал, но старика можно было не принимать в расчет. Дуглас Мартенинг пребывал в растерянности, однако ему придется подчиниться предстоящему решению, поскольку он всего лишь государственный служащий. Оставался Люсьен Перро — с его стороны можно было ожидать сильную оппозицию, но пока он ничем не выразил своего отношения к делу.

Секретарь Тайного совета промолвил:

— Нам придется столкнуться с трудностями конституционного порядка.— В его голосе звучало осуждение, однако такое, как если бы речь шла о незначительном процедурном нарушении правил.

— Что ж, разрешим и эти трудности,— решительно заявил Хауден.— Со своей стороны я не намерен отказываться от нового курса только потому, что он идет вразрез с некоторыми параграфами конституции.

— Квебек! — проговорил Костон.— Нам никогда не удастся заполучить поддержку Квебека!

Наступил решающий момент.

Джеймс Хауден спокойно заметил:

— Признаться, эго соображение тоже приходило мне в голову.

Все взгляды обратились к Перро, избраннику, идолу и рупору Французской Канады. Он мог бы стать премьер-министром, как Лорье, Лапуент, Сент-Лоран, однако во время двух последних выборов предпочел склонить Квебек к поддержке Кабинета Хаудена. За спиной Перро стояла трехсотлетняя история Канады: первый министр Новой Франции Шамплейн, правительство короля Людовика XIV, захват французских колоний англичанами, вызвавший ненависть франкоканадцев к своим завоевателям. Со временем ненависть прошла, сменившись недоверием друг к другу. Дважды во время мировых войн, затронувших Канаду, внутренние распри раскалывали страну. Единство удавалось сохранить ценой компромиссов и больших уступок с той и другой стороны, и вот опять...

— Вероятно, мне нет необходимости высказываться,— заявил Перро ворчливо,— поскольку моим дражайшим коллегам и так известны мои мысли, очевидно с помощью трубопроводов, которыми они подсоединились к моему мозгу.

— Мы не можем игнорировать факты,— сказал Костон,— а также историю...

— Историю,— вполголоса произнес Перро, затем грохнул ладонью по столу так, что тот задрожал, и сердито зашумел: — Вы что же, не удосужились заметить, что история не стоит на месте, а человечество умнеет? Разве раскол нации может длиться вечно? Или вы проспали все это время и не заметили, как созрело новое мышление?

Атмосфера в комнате наэлектризовалась. Для пораженных слушателей его слова звучали как гром среди ясного неба.

— Кем вы считаете нас, жителей Квебека? — продолжал бушевать Перро.— Теми же мужланами, придурками, невеждами, какими мы были прежде? Разве мы глухи и слепы к переменам, происходящим в мире? Нет, друзья, среди нас больше здравомыслящих людей, чем вам кажется, и гораздо меньше таких, кто не видит выхода из тупика, доставшегося нам в наследство от прошлого. И если обстоятельства вынудят нас принять предлагаемые премьер-министром меры, то мы согласимся, хотя и не без душевного страдания, но нам, канадцам французского происхождения, не привыкать к страданиям.

— Вот уж право,— спокойно сказал Костон,— сроду не угадаешь, куда прыгнет кошка.